Его внезапно осеняет, и он хлопает себя рукой по лбу.

– Ну конечно! Господи, какой же я дурак! «Лендровер»… значит, вот почему ты не хотела ехать? Дядя сказал, что Мэт погиб в дорожной аварии. Тильда, прости меня, я вел себя как последний дурак.

– Да нет же. Мне надо привыкнуть ездить в машине. С моей стороны просто нелепо…

– Поэтому ты и не хочешь водить машину и у тебя ее нет?

Она кивает.

– Я знаю, что представляю собой жалкое зрелище.

– Да нет, конечно же нет! Повторю, ты поступила очень мужественно, переехав сюда в одиночку. После… после того, что тебе пришлось пережить, это, должно быть, нелегко. Должно быть, тебе не хватает Мэта.

Тильда не отвечает, потому что боится расплакаться.

Словно почувствовав, что она вот-вот может поддаться горю и разрыдаться, Дилан встает с кресла.

– Пошли. Нам надо слишком много сделать, некогда рассиживаться. – Он забирает у Тильды пустую кружку.

– Нам надо слишком много сделать?

– Ага. – Он направляется к двери. – Нам надо построить обжиговую печь.

Выгрузив из кузова «Лендровера» кирпичи и другие стройматериалы, они начинают выбирать в саду ровную площадку. Тильда отмеряет на земле небольшой квадрат, и они лопатами снимают с него дерн и верхний слой почвы. Грунт промерз неглубоко, и хотя работа идет медленно, задача не оказывается невыполнимой. С помощью железобетонной плиты они уплотняют глину, которая должна будет служить основанием обжиговой печи. Поверх нее будет уложен огнеупорный кирпич, чтобы получить устойчивый фундамент, на котором будет гореть огонь. Тильда сверяется с книгами, в которых указаны размеры печи и количество тех или иных материалов, потом они с Диланом замешивают строительный раствор, чтобы скрепить кирпичи друг с другом, и начинают возводить стены. На протяжении всего дня Тильда находит успокоение в тяжелом труде. В труде, который даст возможность наконец-то обжечь драгоценные горшки. Она с радостью обнаруживает, что помнит больше о сооружении дровяной печи для обжига керамики, чем думала раньше. Даже сверившись с новыми книгами, она боялась: от внимания ускользнет какая-то важная часть процесса строительства. В конце концов, возведение подобной печи в художественном училище – это совсем не то, что ее строительство здесь, где нет специалистов-наставников, которые могли бы помочь. Дилан делает что может, и его поддержка очень ценна и в практическом, и в психологическом плане, но знать и решать, что делать, – прерогатива Тильды. Это она должна сделать так, чтобы у печи не было крупных изъянов, которые обесценили бы несколько недель работы и превратили ее горшки в бесформенных уродцев. Чем дольше она трудится над возведением постройки – устанавливая в правильное положение огнеупорные кирпичи, выстраивая под нужным углом стены, выкладывая определенным образом арку свода, – тем тверже уверена, что поступает правильно. Это то, что она должна сделать. С каждым проходящим часом воспоминания о пугающем призраке все более размываются, уходят в глубь памяти, покрываются защитной коркой неудержимого стремления к цели. Конечный результат, полученный после нескольких неудачных попыток и немалого количества бранных слов, напоминает угловатый улей. Тильда и Дилан оставили в печи два вентиляционных отверстия, которые можно запечатать после того, как печь будет загружена. Тильда производит дополнительные измерения, чтобы, когда она разместит внутри печи полки, там осталось достаточно места для горшков.

Они упорно работают, наскоро перекусывают, не устраивая полноценного обеденного перерыва. У них уходит несколько часов на завершение строительства печи, и они заканчивают до наступления темноты. Еще только четыре часа, когда они, отойдя, любуются результатом своего труда.

– Я вернусь завтра, чтобы присутствовать на первом обжиге внутри этой штуковины. Постарайся довести температуру до необходимого уровня.

– Печь получилась не очень-то красивой, – признает Тильда. – Но, думаю, работать будет как надо.

Она поворачивается к Дилану, и на ее лице расцветает улыбка – искренняя и непроизвольная реакция на их достижение.

– Спасибо тебе за помощь.

– Это того стоило, раз я вижу, что ты стала выглядеть более счастливой.

Тильде становится неловко.

– Прости, что… нынче утром я вела себя ужасно.

– Да нет.

– Я бы предложила тебе поужинать, но у меня на кухне нет никакой стоящей еды. Дядя покормит тебя лучше.

– Уверен, на кухне есть хоть что-то. К тому же мне нравятся трудные задачи. Годы, проведенные на краю света, когда надо было варганить еду из того, что попадалось под руку, научили меня кое-чему.

– Только не говори, что в свободное время ты еще и завзятый кулинар.

– Я уверен, что смогу состряпать ужин из каких угодно продуктов, купленных в местном деревенском магазине.

Тильда смеется.

– Я первый раз вижу, как ты смеешься. Это… прекрасно.

– Я начинаю зябнуть, давай пойдем в дом.

Дилан смотрит, как она идет к черному ходу коттеджа, потом спрашивает:

– А ты не боишься жить здесь одна?

Она останавливается посреди дорожки и отвечает, не поворачивая головы:

– Нет. Конечно, нет. Просто иногда у меня шалят нервы. Иногда.

– Я мог бы остаться сегодня на ночь, – тихо говорит он. – Если ты хочешь.

Какое-то время Тильда молчит, пытаясь разобраться в хаосе мыслей и чувств. И, наконец, признается:

– Да, мне бы этого хотелось.

И идет дальше, к двери на кухню.

Сирен

Сегодняшний день объявлен праздничным. Принц Бринах вернулся с севера, где встречался с королевой Мерсии. Они достигли соглашения – нас ожидает пир, дабы отметить то, что уже назвали Мирным Договором Бринаха. По правде говоря, я думаю: принц – лишь пешка в этой игре, поскольку за организацию встречи отвечал его посол Родри, гнусный брат принцессы Венны. Это он подготовил договор, и он же сопровождал Бринаха в поездке к северной границе владений. Родри написал на пергаменте слова, которые обязывают обе стороны соблюдать мир. Но людские письмена недолговечны. Стоит бросить соглашение в Ллин Сайфаддан, и оно растворится в воде. Сначала смоет написанные чернилами слова, а затем исчезнет и сам пергамент. Как будто никогда ничего и не было.

Слову королевы Мерсии я верю ничуть не больше, чем слову Родри. А этому человеку я не верю вовсе.

В день, когда должен состояться пир, первый раз в нынешнем году выпало много снега. Всю ночь тучи низвергали на землю свое бремя, пока она не оделась глубоким белым покровом и он не приглушил все звуки. К утру снегопад прекратился, и снег заблестел под яркой голубизной небес.

Уже полдень, и скоро начнется пир. Я неохотно направляюсь на остров. Не люблю толпу. И еще больше не люблю сборищ, на которых бражничают и предаются порокам. Человек – существо, которому надо сделать над собою усилие, чтобы подняться над низменными инстинктами, и постоянно следить за собою, чтобы не опуститься до них вновь. Так какая же польза от отказа сдерживать свои пороки? Зачем людям нужно скатываться до состояния скотов, да еще делать это при свидетелях? Я надела церемониальный наряд, ибо я приглашена на пир в качестве провидицы. Каждый гость должен будет во всеуслышание объявить, какое положение занимает в обществе, чтобы показать, насколько широка поддержка, оказываемая нашему принцу, и сколь сильны и мудры те, кто пришел его почтить. Обладание такой сторонницей, как я, – предмет зависти многих. Но петух, кукарекающий громче всех, привлекает не только почитателей, но и лис, и принцу Бринаху лучше бы помнить об этом.