– Бедный Хеймиш! – прошептала Филомена.

– Да.

– Он был хорошим человеком?

– Нет, пожалуй. Такой же, как я. Нас вырастил один отец, который был настоящим зверем, поэтому можно сказать, что у нас общее воспитание. – Плечи Лиама поднимались и падали вместе с тяжелыми вздохами. – Я хотел к нему вернуться. Но единственное, о чем я подумал, когда увидел, как взрыв разрывает напополам корабль, что я должен увидеть своих детей. И должен многое исправить.

Его рука невольно сжалась в кулак, когда он вспомнил, как брат просил его спасти. Умолял о спасении.

– Что-то во мне сдвинулось в тот день, когда Хеймиш… Я понял, что должен вернуться домой.

Когда Филомена положила свою белую элегантную руку поверх его грубой обветренной руки, он почувствовал, что свершилось чудо.

– Я сочувствую вашим страданиям, сочувствую вашим утратам. Ведь несмотря на то, что вы ссоритесь с детьми, для них это очень хорошо, что вы вернулись. Это был самый правильный выбор, какой можно было сделать. Вы должны это знать.

Горячность ее слов заставила сжаться горло, и во второй раз за этот день Лиам отвернулся от Филомены, чтобы спрятать глаза.

– Я старался, чтобы они не ведали моего отца. Я защищал их от безумия их матери. Из нашей семьи они знают только меня и Торна. Но я никогда не хотел, чтобы они увидели моего демона. Больше всего я боялся, чтобы они стали свидетелями того зла, на которое я способен. На которое я точно способен.

Она сжала его руку:

– Когда происходят подобные несчастья, близким бывает трудно это понять, потому что внешне человек выглядит как обычно. Кажется, будто вы такой, как всегда, такой, каким вы хотите, чтобы вас видели. А внутри с вами происходят огромные перемены, и вы сами себя не узнаете.

Ее вторая рука тоже легла на его руку, и она обняла ими его ладонь. От эмоций ее голос стал громче и выразительнее:

– Думаю, когда вы поймете, кем вы решили стать, ваши дети, люди вашего клана поймут этого нового человека. И нет сомнения, они его полюбят. Вы – хороший человек, лэрд Маккензи, независимо от того, что вы о себе думаете. Ваш клан и ваши дети знают это лучше, чем вы сами.

И опять появилась та удивительная улыбка, легкое движение чувственных губ, от которого возникает ямочка на щеке. Господи, на нее даже просто глядеть приятно. А когда она дотрагивается до него, ощущение по-настоящему божественное.

То, что она верит в него, это прекрасно, но он-то лучше себя знает. Вихрь эмоций, охвативший его во время исповеди, неожиданно превратился в физический огонь желания. Его демон разжег в нем пламень вожделения. Лиам понял, что она прочла это в его глазах, в страхе отпустила его руку и встала, чтобы уйти.

Но если он обречен и проклят, то, может, послушаться грешного порыва и потом отправиться в ад? По крайней мере, он сможет еще раз попробовать ее на вкус.

Лиам вскочил, схватил ее за запястья и притянул к себе. Он запустил пальцы в ее роскошные волосы, зажал голову между сильными ладонями и губами впился в ее обольстительный рот.

Когда их губы соединились, Лиам понял, что он искал в церкви. Он целовал Филомену с таким благоговением, какого не испытывал за всю свою жизнь. Им двигал голод, рожденный в темной глубине его еретической души, но при этом он знал, что наконец нашел объект для поклонения.

Он желал поклонения не с помощью молитв и слов покорности, а самым древним способом, каким поклонялись его предки-пикты. Чтобы били барабаны в такт сумасшедшего биения сердца. Чтобы огонь костров лизал черное небо, и жар этого огня переливался в его чресла. Страсть, которую он годами сдерживал, впилась железными когтями в его стальную волю, и он наслаждался ею. Лиам осаждал женщину, как крепость, так же напористо и безжалостно, как он осаждал многие укрепления и армии. Он был так же беспощаден, когда покорял вражеские легионы, пока не оставался один, возвышаясь над телами павших.

Филомена вцепилась в его руки, но не отшатнулась, хотя он знал, что она именно это хотела сделать. Они оба знали, что от него нужно бежать. Но вместо этого с ее губ сорвался вздох капитуляции, она откинула голову и раскрыла губы, чтобы впустить его внутрь.

Лиама пронзил жар торжества, он брал ее языком, и восхитительный трепет наполнил тот темный угол, в котором, как он думал, скрывался демон Маккензи. Сладость ее рта одурманила его, и Лиам понял, что если кто-то способен поставить его на колени, то только эта женщина. Только она способна принять его в свое тело, а, возможно, и в душу. Она укротит его огонь, осветит его тьму.

Боже, он сжигал всю свою проклятую жизнь, но никогда до этой минуты не знал настоящего тепла. И никогда по-настоящему не ощущал потери, пока она не вырвалась из его губ, из его рук, оторвав их от своего лица.

Пространство между ними буквально вибрировало от страсти, и слезы испуга в ее глазах только слегка умерили огонь желания, но не могли его погасить. Мена! Ее имя звучало как молитва. Как мольба.

– Простите меня, – прошептала она, вскакивая на ноги и отворачиваясь. – Вы не знаете, не можете знать, как нехорошо то, что мы…

Филомена подобрала юбки и убежала. И унесла с собой все тепло.

Каждый день на рассвете лэрд Лиам Маккензи проходил испытание смертью.

Он натягивал свои сапоги из оленьей кожи и бежал несколько миль через болота, пока не начинался подъем на гору Бен-Кроссан, вокруг которой вьется река Кроссан, чтобы потом впасть в море. Несмотря на то что этот путь был каменистым и временами опасным, настоящие опасности поджидали его, когда он добирался до Крег-Куннартах, или Гибельной скалы.

Немало несчастных отвергнутых хайлендских девушек бросилось с этой скалы вниз, навстречу смерти. Среди членов клана Маккензи ходила легенда, что эти девушки превращались в Fuathan – водяных духов. Если в их водные владения попадал мужчина, то мстительные девы утаскивали его на дно моря, топили и пожирали его, чтобы утолить вечную жажду их разбитых сердец. Даже опытные рыбаки, пловцы и купцы старались избегать устья реки Кроссан и моря у подножья Гибельной скалы.

Конечно, Лиам не верил этим сказкам, но прекрасно знал о сильном течении внутри глубоких вод, об акулах, подводных скалах и других опасностях этого места. Он считал, что должен дать шанс дьяволу. Кроме того, он понимал, что его не так просто убить, поэтому искал место, где, как он думал, он уже не был хищником, не был воином-победителем и лэрдом своей земли.

Поэтому вручал свою жизнь морю. Или почти вручал.

Запыхавшись от подъема на скалу, он, ни секунды не колеблясь, прыгал вниз, используя набранную скорость, чтобы миновать острые каменные выступы скал, которые торчали перед ним. Его обширный опыт встреч со смертью подсказывал, что именно в минуты колебания человек совершает свои самые непоправимые ошибки.