Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она плыла, буквально парила над землёй, изящно выкидывая босые ноги, и по привычке тянула стопу самым обольстительным образом.
Поистине, это был её несостоявшийся бенефис. Варя играла так, как не играла никогда, и танцевала – не шла, а именно танцевала, как не доводилось никогда не сцене. Многим её подругам по балетному серпентарию довелось танцевать босиком на камнях и колкой хвое да под десятком взведённых винтовок? Надо думать, что никому.
И чтобы никакой фальши! Никакой халтуры! Ни одного па «в полноги»! Аудитория подобралась маленькая, но самая требовательная. Вместо шиканья и свиста здесь можно заработать пулю меж лопаток. Или что похуже, Слепой обещал. А Слепой слово держит.
Она исполняла сразу всех красавиц из всех партий, что приходилось осваивать с потом и кровью, растирая бесконечными вечерами ноющие ноги. Не забывала и оглядываться, прогибаясь в пояснице, постреливая глазами из-под густых ресниц.
Это добавляло шарма и разнообразия, дабы не потерять публику. Кроме того, не забудем и о правилах рекогносцировки. Мужики в пять минут утратили самообладание. Сопели, кряхтели и едва не лезли друг другу на спину.
Ещё бы!
Только сегодня и только для них выступала бывшая, но всё же звезда Большого театра! Пусть и несостоявшаяся по собственному ослиному упрямству. Всё одно, такого зрелища не видела ни одна ватага вольных людей, сколько их ни есть в Пустоши.
Только гад Слепой никак не желал приноровиться к общему настроению.
Смотрел внимательно и куда попало, только не на Варю. Глазом, естественно, косил, но не более.
– Долго ещё, эй! – одышливо спросил он наконец.
– Метров триста. Видите, за деревьями проступают развалины. Нам туда.
– Хорошо. Я уж подумал, собралась нае…ать.
– Точно, точно говорю! Ещё триста метров, и будем на месте, – заверила Варя и не соврала.
Место располагалось именно там, куда указывал её пальчик.
Там стояла старая берёза с огромным дуплом. Вокруг полузадушенного дерева рос густой кустарник, а у подножия имелась уютная канава. В дупле ожидала своей аудитории мина МОН-100 и её верный партнёр, обрывной датчик взрывателя МВЭ-72.
Теперь Варвара не боялась.
Она точно знала, что если сфальшивит хоть чуть-чуть, её жизни придёт быстрый сверкающий конец. Она просто перестанет существовать – дай бог, зубы останутся.
– Почти пришли! – воскликнула она, опасаясь только переиграть. – Ступайте аккуратно! В тех кустах у деда растяжки! Идите след в след! Сейчас обойдём берёзу, сзади будет маскированный люк…
Ещё один взгляд за спину… Весь десяток выстроился в ряд… дупло на уровне груди…
Ну, сейчас…
Мысленно сосчитав до трёх, Варенька прыгнула в канаву, рванув шнур датчика. Раздался грохот, разом погасивший все звуки в мире, спину ожгло нестерпимой болью, и пала недолгая темнота.
Она не видела, как дерево полыхнуло снопом пламени, не слышала воя четырёх сотен десятимиллиметровых роликов, обративших дупло берёзы чудовищным дробовиком. Не видела, как падают порубленные ветки и опадает хвоя с потревоженных взрывом сосен. Не слышала, как плакал замыкающий в десятке Слепого, которому оторвало обе руки. Не могла слышать и частых выстрелов за недалёким лесным горизонтом.
Варя лежала в канаве без сознания, и только листва летела на её окровавленную спину, по которой прошлись несколько осколков корпуса мины МОН-100.
* * *
Сознание вернулось неожиданно, резким рывком.
Варвара открыла глаза и, разом вспомнив контекст событий, выпрыгнула из канавы. В глаза ворвался свет солнца, а в голову – жгучая боль. Болела спина, и по ногам струилось что-то мокрое и липкое. Рука сама прогулялась к спине и обратно – к глазам.
Кровь.
Ещё немного саднили стопы – пренебрежимая мелочь.
Ещё шумело в ушах. Сквозь постоянный гул Варя расслышала дробные звуки очередей, бивших неподалёку. Стреляли так густо, что отдельные звуки сливались в монолитный многоголосый треск. Будто целый оркестр рехнувшихся дятлов задавал рэгтайм.
И почему-то звук рыданий. Кто-то плачет?
Да какое, к чёрту, плачет! Стрельба! Бандиты прямо сейчас убивали деда Пашу и Анатолия. Её мужчину.
Впрочем, хоть слух вёл себя несолидно, а не обманул. Плачь не почудился.
Варя оглядела тропу, и только контузия, притупившая все возможные чувства, не позволила ей проблеваться или, чего доброго, наладиться обратно в обморок. Земля была усеяна… каким-то непонятным месивом.
Не вдруг до девушки дошло, что все эти клочки и ошмётки – человечье мясо. Чем дальше от берёзы, тем узнаваемее и комплектнее были тела. Если от Слепого не осталось ничего, кроме ботинок, то последний бандит был почти целым – не хватало лишь рук. Он-то и плакал.
Варя огляделась ещё раз. Она искала оружие. Поток роликов оставил мало шансов не только для людей, но и для дерева и стали – автоматы и карабины были изломаны до неузнаваемости. Однако не все.
Пошатываясь, она добрела до валявшегося на земле АКМ, подняла его и проверила патронник. Потом доковыляла до замыкающего бойца, который исходил слабыми всхлипываниями и никак не мог умереть. Варя сняла с его пояса штык-нож и, примкнув его к стволу, принялась всаживать тупую сталь в плоть бандита. Раз за разом, пока, наконец, тот не затих, а сама она не покрылась брызгами крови до самых глаз.
Сначала медленно, а потом всё быстрее девушка побежала на звук перестрелки.
Тело слушалось всё лучше, выходило не просто бежать, но бежать с разбором, перепрыгивая корни и пни, пригибаясь под толстые сучья. Вот только звенящая вата из ушей никак не желала исчезнуть.
Наконец, Варя стала разбирать не только звуки боя. Но и голоса. Одни матерились, другие отдавали команды, третьи кричали что-то содержательное, вроде: обходи справа! за бревном он, за бревном! прикрой! давай перебежками! не высовывайся! прикрываю!
Сквозь листву подлеска проникли частые бледные вспышки, срывавшиеся со стволов. И было их очень много. Как показалось Варе – сотни.
Впрочем, о бегстве она не думала. Она выбирала цель.
Упав на землю, девушка поползла, скрываясь то в траве, то за складками местности, удерживая автомат на предплечьях. Сарафан окончательно превратился в тряпку, так что его исходный цвет совершенно исчез под напластованиями бурой крови, грязи, пыли и зелёных травяных разводов.
Корневище дуба, за ним поваленная сосна и густой кустарник вокруг. Впереди десяток мужиков, каждый лежит за древесным стволом и палит в лесную чащу, пронзённую майским солнцем. Видно их не очень – слишком часто стоят деревья, но ближе не подобраться.
Варя упокоила цевьё на сосновом стволе и приникла к рамке прицеливания. Первая очередь отдалась в плече и матерными воплями с другой стороны: