Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А рядом с ним, наверное, его жена? — спрашивает Шерил.
— Тельма — совершенно нормальная женщина, только вот на стукачей у нее совсем нет чутья, — отвечает профессор Цапп. — Никто не может понять, как она терпит Говарда.
Привстав за стойкой, Шерил увидела, как Говард Рингбаум осторожно поднял за ручки пластиковый пакет, который угрожающе раздулся от вылившегося алкоголя.
— Может, попробовать отфильтровать? — спросил Говард Рингбаум. Стоило ему это произнести, как бутылочный осколок пропорол пластик, и струя виски низверглась на его замшевый ботинок. — Мать твою! — снова воскликнул Говард Рингбаум.
— Ну Говард!
— И вообще, что мы здесь делаем? — огрызнулся он. — Ты сказала, что здесь выход.
— Нет, Говард, это ты сказал, что здесь выход, а я просто с тобой согласилась.
— Они еще здесь? — тихо спросил профессор Цапп.
— Уже уходят, — ответила Шерил. Заметив, что пассажиры позади профессора Цаппа начинают проявлять беспокойство, она быстро закруглила разговор. — Вот ваш посадочный талон, профессор Цапп. Вам необходимо прийти в зал ожидания за полчаса до вылета. Ваш багаж уже в самолете. Приятного путешествия.
Вот таким образом Моррис Цапп через полчаса оказался рядом с Фульвией Морганой в самолете «Трайдент» авиакомпании «Бритиш эйруэйз», вылетающем в Милан. На выяснение того, что оба из академических кругов, много времени не понадобилось. Пока самолет выруливал на взлетную полосу, Моррис Цапп пристроил у себя на коленях книгу Филиппа Лоу о Хэзлитте, а Фульвия Моргана — сборник статей Альтуссера. Скосив глаза, оба полюбопытствовали, что читает сосед. Это было сродни масонскому рукопожатию. Их взгляды встретились.
— Моррис Цапп, университет штата Эйфория.
— А… Я слышала ваше выступление. В декабре прошлого года в Нью-Йорке.
— На конференции Ассоциации по изучению современного языка? Значит, вы не философ? — Он кивком указал на название «Ленин и философия».
— Нет, моя область — культурология. Фульвия Моргана, университет Падуи. Европейских ученых весьма интересует марксизм. Об американских этого не скажешь.
— Я думаю, Америку больше привлекает Фрейд, а не Маркс, Фульвия… Фульвия Моргана? Моррис быстро перебрал в памяти имена ученых дам. Кажется, ее имя встречается на титульных листах престижных литературоведческих журналов.
— А теперь Деррида, — сказала Фульвия Моргана. — Все в Чикаго — а я только что оттуда — читают Деррида. Америка помешалась на деконструктивизме. С чего бы это?
— Ну, я сам немного деконструктивист. В этом есть что-то волнующее, интеллектуальная игра на нервах. Будто рубишь сук, на котором сидишь.
— Вот именно! Но в этом столько нарциссизма! И никакой надежды.
— Что за конференция была в Чикаго? — Ее название — «Кризис знака».
— А-а-а… Меня приглашали, но я не смог приехать. Ну и как там было?
Фульвия Моргана пожала коричневыми бархатными плечами.
— Как обычно. Много скучных докладов. Посиделки в ресторане были веселее. — А кто там был?
— Спросите лучше, кого там не было. Герменевтики из Йеля. Специалисты по «Отклику читателя» из университета Джона Хопкинса. Местные аристотелевцы. И еще там был Артур Кингфишер.
— Неужели? Ему, наверное, годков уже немало.
— Он выступил — как вы это называете? — с программной речью. На открытии конференции.
— Ну и как она?
— Ниже всякой критики. Все хотели узнать, какую сторону он примет в отношении к деконструктивизму. За или против? Приведет ли посылки своих ранних структуралистских трудов к их логическим заключениям или же откажется от них и встанет на защиту традиционной филологии? — Фульвия Моргана говорила как по писаному — очевидно, цитировала наброски к сочиняемому ею отчету о конференции.
— Давайте я попробую угадать, — сказал Моррис.
— Напрасная трата времени, — возразила ему Фульвия Моргана, расстегивая привязной ремень и разглаживая на коленях свои бархатные бриджи. Тем временем самолет поднялся в воздух, чего Моррис даже не заметил. — Он сказал: с одной стороны — так, с другой стороны — эдак. И все вокруг да около. И все из пустого в порожнее. И ничего по существу. Он повторял то, о чем говорил и двадцать, и тридцать лет назад, только тогда это звучало интереснее. По правде сказать, мне просто стыдно за него стало. Несмотря на это ему устроили бурную овацию.
— Что ж, он все-таки величина. Или был ею, по крайней мере. Король среди литературоведов. Я думаю, для многих он воплощает собой наше академическое ремесло.
— Тогда я должна сказать, что состояние вашего ремесла вызывает серьезные опасения, — парировала Фульвия. — Что вы читаете? Книгу о Хэзлитте?
— Ее автор — мой приятель, англичанин. Я только вчера получил от него эту книгу в подарок. Правда, я не большой любитель подобного чтений. — Моррис поспешил отмежеваться и от старомодной темы, избранной Филиппом Лоу, и от столь же устарелой ее трактовки.
Фульвия Моргана наклонилась к Моррису и, прищурясь, вгляделась в фамилию автора на суперобложке.
— Филипп Лоу. Я его знаю. Он несколько лет назад приезжал к нам в Падую с курсом лекций.
— Точно! Он как раз вчера рассказывал мне об этой поездке. Она была очень насыщенной.
— В каком смысле?
— Ну, самолет, в котором он возвращался в Англию, загорелся — пришлось возвращаться в Италию и делать вынужденную посадку. Но все обошлось.
— А вот его лекции я бы насыщенными не назвала. Они были очень скучные.
— Да?… Впрочем, меня это не удивляет. Филипп — человек, неплохой, но явно не способен поразить яркостью мысли.
— И как вам его книга?
— Вот, послушайте, что я сейчас прочту, и вы получите о ней представление. — Моррис зачитал вслух абзац, отмеченный им в книге Филиппа: «Он — самый всеведущий человек, который знает почти все о том, что не имеет никакого отношения к жизни и недоступно наблюдению, о том, что не несет практической пользы и не может быть проверено опытным путем, и о том, что, пройдя множество промежуточных стадий познания, теперь окутано неопределенностью, насыщено проблемами и изобилует противоречиями».
— Очень интересно, — сказала Фульвия Моргана. — Это Филипп Лоу?
— Нет, это Хэзлитт.
— Но это просто удивительно. Так современно звучит! Неопределенности, проблемы, противоречия… Хэзлитт явно опередил свое время. Какой смелый выпад против буржуазного эмпиризма!
— Я думаю, это ирония, — осторожно сказал Моррис. — Это цитата из очерка, название которого — «Ученое невежество». Фульвия Моргана скривилась:
— Эти англичане со своей иронией! Никогда не знаешь, когда они говорят серьезно, а когда — нет.
Подъехавшая тележка с напитками послужила хорошим предлогом прервать разговор. Моррис попросил себе виски со льдом, а Фульвия — коктейль «Кровавая Мэри». Затем они вновь вернулись к конференции в Чикаго.