— Какие? — живо спросил Старик.

— Не сгущаете ли вы краски, мистер S. D.? Россия уже сегодня деградирующая страна. Я регулярно получаю отчеты нашей особой группы «Кремль-2»… Россия сегодня — это безработица, охватившая четверть населения, поголовное пьянство, массовая преступность. Отмечены даже случаи каннибализма! Ежесуточно в России регистрируется свыше двухсот суицидов. Наши специалисты даже поместили в русскоязычной Сети сайты-пособия для самоубийц. Два последних года численность населения сокращалась более чем на процент в год. В общем, это обреченная страна, сэр!

— Я тоже получаю «кремлевские» отчеты, мисс Хамилтон. Цифрами владею. И тем не менее должен заметить, что рано считать Россию поверженной. Это страна с необычной историей. Много ли вы знаете стран, которые три столетия жили в условиях вражеского нашествия, а потом нашли в себе силы подняться?

— Я не знаю таких стран.

— Потому что их нет… А Россия есть. Кстати, монгольское иго — величайшее благо для Европы и для европейской цивилизации.

— Простите, сэр?

— Если бы не трехсотлетнее подавление Ордой, то Россия — я в этом убежден — была бы мировым лидером… А ведь Россию терзали не только с Востока, но и с Запада. Россия справилась со всеми врагами — с крестоносцами, поляками, шведами. В девятнадцатом веке именно русские остановили армию Наполеона, а в двадцатом сломали хребет Гитлеру. Поэтому повторю: Россия исключительно опасна. Мы просто обязаны использовать уникальный исторический шанс и уничтожить этот народ и эту страну. Вы согласны со мной?

— Пожалуй, да.

— Вот и хорошо. Если согласны, нам с вами нужно обсудить несколько принципиальных вопросов. Потому что основные решения следует принять уже на октябрьском саммите в Санкт-Петербурге. Времени остается не много.

S. D. и Каролина Хамилтон разговаривали около двух часов. Поработали плодотворно. Подводя итог, мистер S. D. сказал:

— Ну что ж, я весьма рад, что мы нашли общий язык, Каролина. — За все время Старик впервые назвал госсекретаря по имени. — Если у вас есть вопросы, — добавил S. D., — спрашивайте.

Каролина решилась:

— Скажите, пожалуйста, мистер S. D., почему вы живете здесь, посреди океана, на железном острове?

Старик улыбнулся:

— Вот уж не ожидал такого вопроса от вас. Хотя меня довольно часто об этом спрашивают. — S. D. поднялся и предложил: — Давайте подойдем к окну. — Они подошли к большому окну. За окном было небо, океан и вдали, на горизонте — айсберги, похожие на фантастические замки. Около минуты мистер S. D. молчал, глядя в окно. Потом произнес: — Итак, почему я живу на этом железном, как вы сказали, острове? Я мог бы ответить, что у этого «острова» есть масса преимуществ. Например, я мог бы сказать, что здесь, «посреди океана», я надежно защищен от назойливого вторжения пакостной реальности — я ведь старомодный человек, дорогая Каролина… В действительности все гораздо проще. Я вырос на такой платформе. Ну, не совсем на такой, и не совсем вырос, но с платформой в океане у меня связано много воспоминаний. Я с детских лет впитал вот этот вот пейзаж… вы поняли меня?

— Да, — кивнула Каролина Хамилтон.

S. D. понял: ничего она не поняла. Старик принужденно улыбнулся и произнес:

— Старческая сентиментальность, Каролина, всего лишь старческая сентиментальность.

Спустя двадцать минут Каролина Хамилтон покинула платформу «Голиаф». Вертолет взмыл вверх, платформа стала уменьшаться, уменьшаться и вскоре превратилась в точку на стальной воде. «Сикорский» взял курс на запад.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДЕМОНТАЖ

Полковник ехал на консультацию со специалистом. Спец был математиком. Уже после того, как произошло обрушение небоскреба «Федерация» в Москве, выяснилось, что никому не известный кандидат наук Заборовский предупреждал, что в конструкции небоскреба есть слабые места и он может рухнуть… Впрочем, эту тему быстро замяли, про Заборовского забыли.

А Полковник нашел Заборовского. Договорился об «интервью». Математик согласился без энтузиазма.

Встречу со спецом провели на Гражданке, в пятиэтажке, почти целиком заселенной выходцами из Средней Азии. С утра за адресом наблюдали. За полчаса до назначенного времени позвонил человек: математик прибыл. Все чисто, вас ждут. Только после этого подъехали Полковник и Зоран. Первым в дом вошел Зоран, Полковник поднялся в квартиру после того, как телохранитель появился в окне кухни. Дверь открыл хозяин квартиры, представился:

— Виктор, — показал на дверь: вам сюда. Полковник вошел в комнату. Она была маленькой, тесной, заставленной какими-то коробками. Шторы были задернуты, горела керосиновая лампа. За столом сидел мужчина — худой, бородатый, лет шестидесяти на вид. Полковник знал, что он значительно моложе. На столе стояла пепельница, дымилась папироса.

— Здравствуйте, Семен Ильич, — сказал Полковник. Мужчина поднялся. — Полковник подошел ближе и протянул руку. — Очень рад знакомству. Меня зовут Василий Васильевич. Я журналист.

Заборовский посмотрел на Полковника и ответил:

— В таком случае я балерина.

Полковник покачал головой:

— Какой вы колючий человек. А ведь я давно искал встречи с вами.

— Зачем?

— Очень нужна ваша помощь.

— Что за помощь?

— Может быть, мы присядем?

Сели. Полковник сказал:

— Очень нужна консультация специалиста, Семен Ильич.

Семен Ильич взял свою беломорину, затянулся:

— Какого рода?

— Мне рекомендовали вас как крупного специалиста по небоскребам.

— Ерунда. У нас в принципе нет ни крупных, ни средних — никаких нет у нас специалистов по небоскребам.

— Почему?

— Потому, что до недавнего времени и небоскребов-то не было.

— Как же? А сталинские высотки?

— Вот именно — высотки. Но не небоскребы.

— А что — есть разница?

Семен Ильич затушил папиросу, спросил:

— Вам чего нужно?

— Для начала понять разницу между небоскребом и высоткой.

— Я называю высотками здания высотой не более ста двадцати метров. А небоскребы — это то, что выше.

— Почему именно сто двадцать?

— Потому что сто двадцать метров — нижняя граница облачности. Понятно?

— Да.

— Так что вам нужно от меня?

— Семен Ильич, вы, насколько мне известно, всегда были противником строительства небоскреба «Промгаз», — сказал Полковник. Фраза была произнесена с вопросительной интонацией и требовала ответа. Семен Ильич вытащил из пачки «Беломора» новую папиросу, прикурил. Полковник заметил, что пальцы у него дрожат. Подумал: пьет?

— Почему «был»? — спросил Семен Ильич. — Я и сейчас остаюсь противником этой пакости. Считаю, что это не что иное, как архитектурный эксгибиционизм. Петр прорубил окно в Европу, а «Промгаз» выставил в это окно член.

— Образно… Скажите, а как бы вы отнеслись к перспективе демонтажа Башни?

Семен Ильич посмотрел на Полковника черными… пронзительно-черными глазами и сказал твердо:

— Раньше надо было думать. И действовать. А теперь… теперь уже… В общем, это на века.

— На века, — повторил Полковник, — на века… А все-таки?

— Что «все-таки»?

— Демонтаж разный бывает.