Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кивнув напоследок играющему желваками собеседнику, Первый вышел.
И решил, что вполне заслужил несколько дней отдыха. Которые он провел в макете. После периода бурного творчества они показались ему удивительно пресными и томительными. И он никак не мог придумать, где бы еще найти источник ощущения этой полноты жизни — единственный оставшейся ему вдали от Лилит.
Он взялся укреплять выходы из башни — сейчас, когда инвертация была уже знакома слишком многим, неразумно было основывать неприступность их с мирами пристанища только на ней.
Идея дополнительных средств защиты пришла к нему из воспоминания о последнем разговоре с его собственным миром. Он не смог попасть туда, потому что тот сопротивлялся этому — как если бы он толкался в дверь, чтобы открыть ее, а его мир подпирал ее сзади чем-то тяжелым, блокируя ее движение. Еще не понимая этого, он тогда даже попросил мир дернуть ее со своей стороны, чтобы усилить его толчки.
Такой же принцип однонаправленности внутреннего и внешнего усилия он и внес в механизм открытия всех выходов. У стоящего внутри перед ним должна была быть ярко выраженная необходимость оказаться снаружи — и, одновременно с этим, по ту сторону выхода должна была существовать не менее острая потребность в нем самом. При отсутствии хотя бы одного их этих условий проход не открывался — даже если кто-то обнаружил бы свернутый в точку механизм его открытия.
Попрактиковавшись на входе в свое личное помещение — теперь и к нему никто не ворвется непрошеным! — Первый перепрограммировал выходы из их башни на все горизонты. Намного быстрее, чем в тот день перед ожидающимся штурмом — хотя тогда времени на это у него было существенно меньше.
Под конец у него мелькнула мысль перенести этот принцип с прохода из башни во внешнее пространство на любое перемещение. В самом деле, чем преодоление пространства отличается от проникновения сквозь препятствие? Но он был крайне ограничен в возможностях проверить это предположение.
Единственным местом, куда ему было нужно, куда он нестерпимо хотел попасть, был его мир — но тот совершенно ясно дал ему понять, что не нуждается в нем. По крайней мере, до тех пор, пока у него не появится план, как избавить мир от захватчиков Второго.
В макете, уже практически полностью перешедшем во власть другой башни, в нем точно никто не испытывал ни малейшей надобности, да и сам он стремился туда за неимением лучшего пункта назначения.
В свою бывшую башню из макета ему случалось перенестись, но через раз и почему-то сразу в помещение, отведенное им для миров. Причем, как правило, в те моменты, когда там оказывался один плодовый — становившийся с каждым днем все мрачнее. Он уже перестал сопровождать других в мир Первого и большей частью оставался в башне, погруженный в видимо тяжелые раздумья. Возможно, Малыш с остальными осевшими на острове и без плодового прекрасно справлялись с выращиванием пищи, но почему сюда постоянно притягивало Первого? Чем он мог помочь — не имея ни малейшей возможности сделать Малышу внушение на предмет того, что не стоит отвергать мнение более опытного эксперта в этой области?
Ответ на эти вопросы Первый получил довольно скоро.
Однажды его снова занесло прямо к плодовому, сидящему в одиночестве в углу, прямо на полу, и уткнув лицо в сложенные на коленях руки.
— Что в мире происходит? — решил не теряться больше в догадках Первый.
— Смотрите, — подняв голову, равнодушно кивнул плодовый в сторону архива.
Первый активировал его и — смахивая одно за другим — нашел воспоминания самого плодового о жизни на острове.
Если бы он смотрел на них не на поверхности архива, а вживую, лицом к лицу, ему бы понравилось, в принципе, то, что он видел. Вот там-то ситуация уже точно упорядочилась и приобрела очертания хорошо организованного пристанища.
Во главе его однозначно стоял Малыш. К нему обращались с вопросами, от него ждали распоряжений и исполняли их с готовностью. Он же одними указаниями не ограничивался: при необходимости сам показывал, что и как нужно сделать, часто замечал проблемы еще до того, как ему о них сообщали, и вообще постоянно окидывал окрестности внимательным взглядом, следя за тем, чтобы все были при деле и чтобы дело это было успешным. С одного взгляда было видно, что он принял на себя полную ответственность за все и всех на острове и был полностью сосредоточен на том, чтобы сделать их жизнь максимально полной и комфортной.
У Первого взгляд затуманился — не зря старался, хорошая смена получилась, за эту часть его близких он вполне может быть спокоен.
Глава 19.10
— По-моему, там все в порядке, — проморгавшись, обратился он к плодовому. — А ты что скажешь?
Тот только дернул плечом, отведя глаза. Потом снова глянул на Первого — в упор — и его словно прорвало.
— Я не хочу показаться неблагодарным, — посыпалось из него скороговоркой. — Мы все здесь относительно легко отделались, Вы позаботились о нашей безопасности, дали нам новое дело, устроили на новом месте тех наших смертных, кого удалось спасти — спасибо, искренне. — Он на мгновение склонил голову и тут же снова вскинул ее с вызовом в глазах. — А как же животный? Мы ведь обещали вытащить его — а он все еще там!
Теперь отвел глаза Первый. Раньше он предполагал, что их победа автоматически приведет к освобождению животного, а потом … Потом пришлось срочно спасать все, что еще можно было спасти. Все, что было в его власти спасти. Он … не то, чтобы забыл о животном — просто тот определенно отошел на задний план. Но сейчас … Его лишили почти всего, но его разум и изобретательность все еще были в его власти.
— Ты прав — обещали! — кивнул он плодовому. — И мы это сделаем! Спасибо, что напомнил — ты знаешь, что мы не сидели здесь, сложа руки, сначала нужно было решить первоочередные задачи. Но мы его обязательно вытащим!
— Я готов! — вскочил плодовый. — Сейчас идти?
— Куда? — оторопел Первый.
— В инвертации я без труда проникну в ту башню, — уверенно заявил ему плодовый.
— И что дальше? — вскинул бровь Первый. — Допустим, ты туда проберешься. Допустим, ты