9 мая был проведен первый учебный вылет в сопровождении «Бофайтеров» в Ферт оф Форт. Сохранять строй во время поворотов было очень трудно, особенно самолетам на флангах. Им требовалось покрыть большее расстояние, а если лидер поворачивал «тарелочкой», то фланговые самолеты просто отрывались от строя. Иногда они даже теряли друг друга из вида, что грозило столкновением в воздухе. Все это было учтено во время учений 9 мая, когда пытались как можно точнее смоделировать условия реальной атаки. Через два дня учения повторились. Но на этот раз 2 «Бофорта» столкнулись. Один сразу ушел в воду вместе со всем экипажем. Второй «Бофорт» потерял носовую часть при ударе о хвост первого. 150–узловой ветер ударил в кабину, смерчем пронесшись по фюзеляжу. Но на высоте 300 футов над водой пилот восстановил управление. Он полетел прямо в Льючерс и благополучно сел. Но его самолет 2 дня простоял в ангаре, вызывая всеобщее удивление. Пилот пересел на другой самолет и уже через полтора часа поднял его в воздух для испытаний.

По ночам во время этого напряженного периода ожидания экипажи 42–й эскадрильи собирались в сержантской столовой, где пили пиво и обсуждали предстоящую операцию. Мораль эскадрильи никогда не была такой высокой — до описанного столкновения.

Теперь Уильямс уже достаточно долго командовал эскадрильей, чтобы оказывать личное влияние. Он был уважаемым командиром. Но в подобных случаях всегда находился кто—то, кто любил заметить, что если бы командир не помешался на летных учениях, то сержант такой—и—сякой вместе со своим экипажем сегодня были бы с нами.

Не было такой традиции: не говорить о погибших. Во всяком случае, в Береговом Командовании КВВС. В эту ночь тень аварии витала над сержантской столовой. Пиво постепенно развязало языки. Что же вызвало аварию? Кто виноват?

Англичанин, с его врожденным уважением к классовому превосходству, к разнице в чинах, никогда не осмелится критиковать командира эскадрильи в его присутствии. Как и все люди, они быстро составляли свое собственное мнение о чем—то или о ком—то. Но они находили естественным и легким следовать за кем—либо, и их легко было повести. Совсем иначе обстояло дело с летчиками из доминионов. Если они служили в эскадрилье дольше, чем командир, они далеко не всегда оказывались самыми послушными и исполнительными подчиненными. Зато они всегда быстро признавали личные качества командира. Сюда же следует прибавить естественный, высоко развитый индивидуализм, который был одновременно их слабостью и их силой.

Существовало несколько возможных причин происшествия. Самой вероятной была ошибка пилотирования. Однако в качестве причины можно было указать неправильный строй, выбранный командиром. Сержантская столовая с ужасом слушала обвинения, которые Бирчли и Арчер, двое австралийцев, обрушили на командира.

Это был критический момент в судьбе эскадрильи, однако Уильямс воспринял все спокойно. Ситуация была просто фантастической. Командир эскадрильи оправдывался перед личным составом. Напряжение момента и равная ответственность пилотов в полете стерли разницу между офицерами и рядовыми. Ни при каких иных обстоятельствах подобный инцидент не мог произойти. Но сейчас обычные барьеры между людьми в различных погонах пропали, осталось единое целое. Было бессмысленно козырять коронами на погонах. Было бессмысленно угрожать. Какими бы абсурдными ни были обвинения, на них следовало ответить.

Вильямс действовал как человек, совершенно уверенный в своей правоте. В столовую вошла группа людей, которая сразу ощутила накаленную атмосферу, но не знала о причине этого. Уильямс заметил своего штурмана Эндрюса. Он позвал его.

— Да, сэр?

— Какой поворот я выполнил сегодня?

— Совершенно обычный поворот, сэр.

— Точно?

— Да. Я все время следил за указателем авиагоризонта. Это был совершенно обычный поворот без крена.

Вильямс повернулся к австралийцам.

— Удовлетворены?

Инцидент был исчерпан. Но таким поведением Уильямс сплотил эскадрилью вокруг себя, в том числе и австралийцев. Со своей стороны Уильямс решил, что эскадрилья находится в лучшей форме, чем когда—либо раньше. Он приказал больше не проводить учебных полетов.

День за днем эскадрилья стояла в готовности, почти круглые сутки. Примерно в 18.00, когда было уже поздно организовывать вылет к берегам Норвегии, экипажи распускали. После этого летчики шли в столовые, разговаривали, предвкушая, как они угробят «Принца Ойгена». Уильямс заставил их не сомневаться в том, что такой день настанет, и атака станет решающей.

16 мая Эндрюс, который сильно простудился, отправился в лазарет, чтобы немного подлечиться. Дежурный фельдшер настоял, чтобы Эндрюс пошел к врачу.

— Вы не можете летать с такой простудой, — сказал врач. — Я освобождаю вас от полетов на 48 часов, — и он принялся заполнять нужные документы.

— Я в порядке, док. Мы ведь только дежурим. Не отстраняйте меня от полетов.

— Дежурите? Но и дежурить с такой простудой вам нельзя. Только самые легкие работы. Никаких дежурств.

— Но мы уже дежурим несколько недель, док. Решительно ничего не случится. Дайте мне только что—нибудь, чтобы голова прошла. Завтра я буду в полном порядке.

— А это мы посмотрим. Пока я подержу вас на земле.

— Но я штурман командира, док. Нам предстоит большая атака. Командир сойдет с ума, если узнает, что мне нельзя лететь.

— Я поговорю с командиром, — врач взял телефонную трубку. — Я подержу вашего штурмана у себя, сэр. — Эндрюс внимательно слушал. — Сильнейшая простуда. Боюсь, ему придется пару дней воздержаться от полетов.

Эндрюс не слышал, что ответил Уильямс, но мог судить о тираде командира по выражению лица доктора. В конце концов врачу удалось вклиниться в командирский монолог.

— Отлично, но я врач, и я говорю: нет.

Затем доктор снова начал слушать.

— Хорошо, сэр. — Он повернулся к Эндрюсу. — Он хочет видеть вас прямо сейчас.

«Держу пари, знаю, зачем», — подумал Эндрюс. Он помчался в кабинет командира.

— Почему ты не сказал мне, что простудился, Эндрюс?

— Это все ерунда, сэр. Я пошел в лазарет немного подлечиться, а они отправили меня к врачу. Он сказал, что мне нельзя летать.

— Кем мы можем заменить тебя?

— Есть несколько хороших штурманов, — Эндрюс назвал несколько имен.

— Это все новички. И они совсем не хороши. Что, если они ошибутся? У нас не будет второго шанса нанести удар.

— Я буду в порядке через сутки, сэр.

— Это может оказаться слишком поздно. Мне нужен хоть один запасной штурман. Кто по—твоему это может быть?

— Есть один парень, — подумал вслух Эндрюс. — Эл Моррис.

— Кто?

— Моррис. Старый штурман Ловейтта. Он летал с Ловейттом, чтобы атаковать «Лютцов». Канадец. Он, наверное, самый опытный штурман эскадрильи.