8:30. Все ещё не закурила. Оч. хор.

8:35. Никаких сигарет целый день. Отлично.

8:40. Может, по почте пришло что-нибудь приятное?

8:45. Уф. Ненавистный документ из Агентства социальной безопасности, требуют 1452 фунта. Что? Как это может быть? У меня нет 1452 фунтов. О, боже, нужно покурить, чтобы успокоить нервы. Нельзя. Нельзя.

8:47. Только что выкурила сигарету. Но День борьбы с курением официально не начат, пока я не оделась. Вспомнила вдруг о своем бывшем бойфренде Питере, с которым у меня были конструктивные отношения в течение семи лет, а затем они прекратились по очень серьезной, мучительной причине, которую я никак не могу вспомнить. Время от времени (обычно когда ему не с кем пойти куда-нибудь развлекаться) Питер пытается восстановить наши отношения и говорит, что хочет жениться. Я не заметила, как это произошло, но меня вдруг захватила идея ответить Питеру согласием. Зачем быть несчастной и одинокой, если Питер хочет быть со мной? Быстро нашла телефон, позвонила Питеру и оставила ему сообщение на автоответчике – просто попросила перезвонить, не выкладывая сразу весь свой план о том, как мы проведем остаток жизни вместе и т.д.

13:45. Питер не перезвонил. Теперь все мужчины мне отвратительны, даже Питер.

16:45. Антиникотиновая кампания разбита вдребезги. Питер наконец позвонил.

– Привет, Пчелка (мы так обычно называли друг друга – Шмель и Пчелка). – Я и сам собирался тебе позвонить. У меня хорошие новости. Я женюсь.

Тьфу. Очень неприятное ощущение в области поджелудочной железы. Отходы человеческого производства никогда, никогда не должны встречаться или вступать в брак с другими людьми, а должны давать обет безбрачия до конца своих дней, чтобы нормальные люди всегда могли обращаться к ним за сочувствием в нужде, горе и радости.

– Пчелка? – услышала я голос Шмеля. – Бз-з-з-з-з?

– Извини. – откликнулась я, слабея и сползая по стене. – Я тут… э-э-э… только что увидела аварию из окна.

Я уже была плохим собеседником, однако Шмель минут двадцать изливал на меня потоки информации о ценах на свадебные пирожные, а под конец сообщил:

– Мне пора идти. Мы сегодня готовим колбасу из оленины с можжевеловым соусом и смотрим телек.

Ох. Только что выкурила целую пачку сигарет. Это был акт самоуничтожительного экзистенциального отчаяния. Надеюсь, оба они ожиреют, и их надо будет вытаскивать через окно краном.

17:45. Прилагаю все силы, чтобы сконцентрироваться и вспомнить имена членов теневого кабинета. Пытаюсь таким образом избавиться от чувства неуверенности в себе. Я, конечно, никогда не видела суженую Шмеля, но в воображении у меня возникает огромная тонкая блондинка, похожая на великаншу с крыши, которая каждый день встает в пять утра, идет в спортзал, растирает все тело солью, а потом весь день управляет международным коммерческим банком, и тушь у неё не размазывается.

Начинаю со стыдом понимать, что все эти годы относилась к Питеру несколько свысока просто потому, что сама порвала с ним, – а теперь вот он прекрасненько порывает со мной и женится на заднице Миссис Огромной Валькирии. Вся погружена в болезненные и циничные размышления о том, что несчастная любовь может гораздо сильнее повлиять на личность и гордость, чем настоящая потеря. А ещё возникают кое-какие добавочные мысли: некоторые женщины безумно уверены в себе только потому, что их бывшие возлюбленные все ещё хотят, чтобы они к ним вернулись (пока эти бывшие возлюбленные не женятся на ком-нибудь другом, ха-ха).

18:45. Только я начала смотреть шестичасовые новости, приготовив записную книжку, ворвалась мама с пакетами в руках.

– Так, дорогая, – говорила она, вплывая за мной на кухню, – я принесла тебе вкусный суп и кое-что приличное из моей одежды на понедельник!

Мама была одета в лимонно-зеленый костюм, черные колготки и выходные туфли на высоких каблуках. Она была похожа на Циллу Блэк из «Встречи с незнакомкой».

– Да где у тебя половники? – вскричала она, хлопая дверцами кухонного шкафа. – Ну, честное слово, дорогая! Какой бардак! Так. Теперь, пока я буду подогревать суп, ты проверь, что в сумках.

Решив посмотреть сквозь пальцы на то, что а) на дворе август, б) горячее блюдо, в) почти семь вечера и г) я не хочу никакого супа, я осторожно заглянула в первый пакет, где находилось нечто синтетическое, в складочку, ярко-желтое с терракотовыми листочками.

– Э, мам… – начала я, но тут у неё зазвонило в сумочке.

– А, это наверняка Хулио. Да. Да, – зажав мобильный между плечом и ухом, мама быстро записывала. – Да, да. Примерь, дорогая, – прошептала она. – Да, да. Да. Да.

И вот теперь я пропустила новости, а мама ушла в гости на сыр с вином, оставив меня в таком виде, что я похожа на продавщицу косметики (ярко-синий костюм со скользкой зеленой блузкой и голубые тени до бровей).

– Не будь глупышкой, дорогая, – сказала она на прощание. – Если ты хоть что-нибудь не сделаешь со своей внешностью, ты никогда не найдешь новую работу, не говоря уже о новом бойфренде!

Полночь. После ухода мамы позвонил Том и пригласил меня на вечер, который его друг по школе искусств устраивал в «Саачи-галери». Чтобы развеяться.

– Бриджит, – тревожно пробормотал он, когда мы входили в белый зал, вливаясь в море цветущей молодежи, – ты ведь знаешь, что смеяться над инсталляциями неприлично, правда?

– О'кей, о'кей, – надулась я, – не буду отпускать дурацких шуточек.

Некто по имени Гэв сказал «хай»: около двадцати двух, сексуальный, в мятой расстегнутой сверху рубашке, открывающей могучую грудную клетку, похожую на доску для рубки мяса.

– Это действительно, действительно, действительно потрясающе, – восторгался Гэв. – Это, ну, как бы запятнанная Утопия с такими действительно, действительно интересными отзвуками, ну, как бы потерянной национальной индивидуальности.

Он взволнованно провел нас через огромное белое пространство к рулону туалетной бумаги: он был вывернут наизнанку – бумага внутри, а картон снаружи.

Оба они выжидающе смотрели на меня. А я вдруг почувствовала, что сейчас разревусь. Том засуетился над огромным куском мыла, сильно напоминающим пенис. Гэв уставился на меня.

– Вот это да. Это же, ну, действительно, действительно, действительно бурная… – благоговейно шептал он, пока я моргала, пытаясь сдержать слезы, – реакция.

– Я только схожу в туалет, – всхлипнула я и бросилась мимо сооружения из пакетов с салфетками.

Перед дверью в туалет была очередь, и я, трясясь, встала в нее. Когда уже почти подошла моя очередь, я вдруг почувствовала, как кто-то притронулся к моей руке. Это был Даниел.

– Бридж, что это ты тут делаешь?

– Да на что это похоже? – вскипела я. – Извини, я спешу. Я ворвалась в кабину и уже собралась приступить к делу, но тут обнаружила, что «туалет» на самом деле был макетом туалета в вакуумной упаковке. Даниел заглянул через дверь.