— Да нет.

Эльтор пристально посмотрел на меня.

— Цивилизация должна иметь корни. Каковы корни цивилизации майя шесть тысяч лет назад?

— Индейцы каменного века, а какие еще?

— Может ли этой песне о колибри быть шесть тысяч лет?

— Сомневаюсь.

И вновь Эльтор посмотрел на меня.

— В наших преданиях говорится, что сестры попали на Рейликон по Звездному Пути. Это такое темное ущелье между звездами.

— У майя есть похожая легенда.

— Наши ученые полагают, что в этом предании говорится о перелете, который наши предки совершили с Земли на Рейликон.

— А кто их туда увез? И почему?

В ответ Эльтор только развел руками.

— Если предположить, что шесть тысяч лет назад существовала раса космических странников, то ее представители вполне могли переселить жителей одной планеты на другую. Но с тех пор, судя по всему, эта раса вымерла.

Сказанное Эльтором плохо укладывалось у меня в голове.

— С какой стати кому-то перевозить горстку среднеамериканских индейцев на другую планету?

— Древние рейликане несли в себе чистые гены Кайла. — Эльтор говорил, и лунный свет мерцал металлическим блеском на его коже. — Возможно, раса, которая их переселила, хотела усилить имевшийся у нее генофонд. Чистые формы сейчас почти не встречаются. За исключением потомков рейликанских аристократических фамилий.

— Вроде тебя?

— Да. Вроде меня.

— И ты думаешь, что твоими предками были майя?

— Возможно.

— Эльтор, ты такой же индеец, как я белая.

Собственно говоря, это было не совсем так. Но его металлическая кожа была гораздо светлее моей.

— Индеец? — удивился он. — Ах вот ты, выходит, кто!

Что касается меня, то я никогда не говорила о себе как об индейской женщине. Не нравилось мне и слово «латина». Уж очень оно походило на другое — «Ladina». Так у нас называли потомков испанцев — покорителей майя. Может, «мексикана»? В разного рода официальных документах я обычно писала «чикана».

— Наверное, я метиска, — заметила я.

Эльтор на мгновение переключился в машинный режим, а затем произнес:

— А, смешанных кровей.

— Да, наполовину испанского происхождения, наполовину — майя.

— Ты ужасно похожа на мою бабку. Я же больше пошел в отца.

Ага, в отца. Я до сих пор мучаюсь вопросом, а похожа ли я на своего? Такая же у меня манера говорить, смеяться, мыслить, как у него? Интересно, а он, когда покидал Чиапас, просил мою мать уехать с ним? Возможно, она ответила ему отказом, точно так же, как и я Эльтору? Как и я, боясь неизвестности?

У меня пересохло в горле.

— Ладно, не будем, все это пустые мечтания.

Я сняла браслет и протянула Эльтору.

— Вот единственное, что у меня есть. Матери передавали его своим дочерям на протяжении нескольких поколений. Если не было дочерей, он переходил к сыну. Но тот снова отдавал его дочке. В конце, концов он попал ко мне. В один прекрасный день я подарю его своей дочери.

Эльтор притянул меня к себе.

— Улетим со мной, Тина. Зачем тебе здесь оставаться? Тебе не вынести одиночества.

— Нет, — покачала я головой и зарылась лицом ему в грудь. — Не могу.

Он оттолкнул меня, взял за плечо. И принялся трясти браслетом у меня перед носом.

— Неужели это для тебя так важно? Подумаешь, круглая железяка!

— Это все, что осталось у меня от моей семьи.

Ну как мне было объяснить ему, что значил для меня этот браслет. Покуда я знала, что у меня где-то есть отец, я не теряла надежды в один прекрасный день его найти, чтобы вновь обрести семью, предков, чувство принадлежности. И вот теперь Эльтор просил меня отказаться от моей мечты. И чего ради? Ради неизвестности, которая таила в себе нечто, что было страшно представить.

Но Эльтор почему-то смотрел не на меня. Его взгляд был прикован к браслету.

— Что-то не так? — спросила я.

— Мне нужен свет.

Эльтор подошел к столу Джошуа и взял оттуда настольную лампу. Он поставил ее на пол и склонился над ней, закрывая своим телом. Стоило ему щелкнуть выключателем, как вокруг тотчас возникло золотистое сияние, словно источаемое самой тьмой. Я подошла и села рядом. Эльтор держал браслет под лампой, водя пальцами по едва заметным иероглифам, выгравированным на его внутренней поверхности.

— Что это за символы? — спросил он.

— Иероглифы майя. Но это подделка. Вряд ли браслет настоящий, хотя бы потому, что уж слишком хорошо он сохранился. К тому же майя не делали ничего подобного.

— Тогда почему ты его носишь? — спросил он. — И как он попал к твоей матери? Или бабке? Ведь на Земле наследство передается от отца к сыну, не так ли?

— Не обязательно. Почему браслет переходит от матери к дочери? Так уж повелось исстари.

Эльтор указал на надпись по внутреннему краю.

— А эти иероглифы? Ведь они на иотическом.

Я в изумлении уставилась на него.

— Но как на моем браслете могут быть надписи на твоем языке?

— Наверное, потому, — тихо произнес Эльтор, — что твои предки говорили на иотическом наречии, прежде чем на нем заговорили на Рейликоне.

— Да нет же, такого не может быть!

— Это не браслет.

— Не браслет? А что?

— Это крепежное кольцо выхлопной трубы рейликонского транспортного шаттла.

От удивления я разинула рот.

— Что?

— Сейчас эти шаттлы — руины на берегу Исчезнувшего озера посреди Спящей пустыни. — Лицо Эльтора поблескивало в неярком свете лампы. — Это самые древние артефакты на Рейликоне, им по шесть тысяч лет. К тому же они вряд ли построены людьми. Не те пропорции. — Эльтор повертел в руке браслет. — Я уже видел кое-что похожее. На этих шаттлах.

— Но бронзовому браслету в таком хорошем состоянии никак не может быть шесть тысяч лет.

— Он не бронзовый, — покачал головой Эльтор. — Это сплав, так называемый кордонум. Он создается при помощи нанороботов, которые атом за атомом ставят его частицы на нужное место. Оттого он гораздо прочнее и выносливее, чем бронза.

— Но шесть тысяч лет назад у майя не было никаких иероглифов.

— Не знаю. Но это точно иотическое письмо. Мои предки привезли его с собой на Рейликон как воспоминание об утраченной родине. — Голос его осекся. — До сегодняшней ночи у меня не было прошлого. Понимаешь, что это значит? До этого наша родословная обрывалась шесть тысяч лет назад. И вот теперь я узнал нашу предысторию. — Эльтор сглотнул комок. — Сейчас, когда мне уже, возможно, никогда не вернуться домой.