недобро зажглись, «постреливая» мелкими сполохами молний. А на клонящееся к закату солнце наползла тяжелая мрачная туча.

— Спокойно, старичок! Без пены! — Выставив перед собой открытые ладони, Локи, как мог, постарался погасить гнев скотьего бога. — На черный день приберег! И, как видишь, не прогадал.

— Ведь знал же твою поганую натуру… — сварливо буркнул бородач, но его глаза потухли, а солнце, пробившись сквозь тучи, вновь заглянуло в большие окна гостиницы. — Идем! — И он стремительно зашагал к выходу, а звук его грубых и подкованных металлом сапог, поглотил длинный ворс роскошного коридорного ковра.

— Ты это, дружище, зла не держи! — Тщедушный, по сравнению с могучим старцем, Локи семенил рядом, старясь подстроиться под широкий шаг Велеса. — Знаешь же, что не на пустом месте характер бога выпестовывается! Я бы рад по-другому, да не выходит, — виновато оправдывался он.

— Забыли, говнюк! — Отмахнулся от него Велес. — Не об этом сейчас голова болит!

Несмотря на весьма эпатажный вид двух древних сущностей, никто из персонала гостиницы в их сторону даже и носом не повел. Даже вечно подозрительный швейцар в «ливрее», расшитой золотыми позументами, лишь подобострастно распахнул перед ними дверь и, растянув губы в резиновой улыбке, пожелал всего самого наилучшего.

Буквально через несколько минут бывшие боги уже мерили ногами старую брусчатку центральной площади Советского Соза, стремительно приближаясь к приземистому ступенчатому зданию, прилепившемуся к кремлевской стене и облицованному насыщенным красным гранитом. На темном траурном лабрадоре, отчетливо были видны крупные буквы, складывающиеся в короткое слово — «ЛЕНИН». Как и предполагал Велес, центральные ворота усыпальницы были перекрыты, и возле них толпились люди в форме.

— Ждем! — остановившись неподалеку от Мавзолея, бухнул старикан. — Если повезет, вытащим его из машины.

Ждать пришлось долго. Поначалу Велесу казалось, что их «прогнозы» начали сбываться: машина скорой помощи не заставила себя ждать, так же, как и автомобили милиции и спецслужб. Однако, мертвое тело их подопечного все никак не выносили из Мавзолея. Видимо, смертные не могли понять, как внутри усыпальницы мог оказаться мертвец, причем, уже основательно подгнивший. В то, что мертвец заявился в Мавзолей на своих двоих, они допустить, по всей видимости, не могли. Вот и медлили, тянули время словно нескончаемую коровью жвачку.

Наконец, когда подельники-бесы решили подойти к усыпальнице поближе, чтобы уж точно не проворонить «вынос тела», к Мавзолею подъехал некогда роскошный дореволюционный автомобиль марки «Делонэ-Бельвиль». Водитель остановил свое «керосиновое чудо», устаревшее лет как двадцать назад прямо напротив входа в Мавзолей.

И машины вышло двое смертных. Велес, поначалу бросивший на них беглый взгляд, неожиданно заинтересовался вышедшими из автомобиля персонами. Первый — довольно молодой мужчина (по меркам тысячелетнего старика) с выбивающимся из-под кепки рыжеватым чубом, не привлек его внимания, зато второй… Второй смертный, выбравшийся из машины был очень опасен, хотя на первый взгляд этого абсолютно нельзя было предположить.

С этим сухощавым и лысым стариком Велес был знаком не понаслышке. Да и не только Велес, его знали и боялись, наверное, все бесы и демоны, которым время от времени дозволялось подняться из ада на грешную землю. А уж скольких «приятелей» по преисподней этот тщедушный старикан окончательно упокоил и развеял их прах, лишив возрождения, и не сосчитать!

Впервые Велес с ним столкнулся еще во времена царствования Алексея Михайловича, известного в миру под прозвищем Тишайший[2]. И был тогда этот никому не известный старичок, прозывающийся в те далекие времена батюшкой Феофаном, игумном-настоятелем захудалого и затерянного в сибирских лесах православного монастыря. И вот в этих-то диких местах и свела судьба бывшего бога Велеса, влачащего, после победоносного возвышения Яхве[3], жалкое существование презренного небесами беса преисподней.

На бескрайних просторах вековечной тайги забытому всеми богу неожиданно повезло отыскать небольшую деревушку, уединенно живую по старым, завещанным пращурами, поконам[4] уже больше тысячи лет. Смертные, «откочевавшие» в эти дикие и безлюдные края еще на заре прихода Христианства на Русь, до сих пор почитали Рода, Перуна, Велеса и Сварога, принося им обильные жертвы, клали требы Упырям и Берегиням, старались не гневить Лесных и Водяных Хозяев, не ссориться с Домовыми и Овинными. В общем, старались существовать со всеми в мире и согласии.

Что привело скотьего бога в тот медвежий угол, Велес уже и не помнил. Зато, когда он случайно наткнулся на действующее капище, где в кругу резных деревянных идолов увидел и свое изображение, он подумал, что сошел с ума. Ведь он уже и забыл, каково это — быть настоящим богом. Неподотчетным никому судией и вершителем человеческих судеб. А главное — быть хозяином своему собственному року.

Он неподвижно, словно мертвец, просидел в кругу деревянных идолищ своих божественных друзей и врагов несколько суток — Велесу, как никогда до этого, хотелось умереть и развеяться прахом, чтобы окончательно прекратить свои страдания. Как это сделали в свое время гордые Род и Перун. Они не пожелали идти на поклон к низверженному с Небес одному из падших ангелов Яхве, окопавшегося в Аду и успешно державшего «оборону» против разгневанного сюзерена, трон которого он собирался узурпировать. А достойного места для бывших небожителей не нашлось ни в одном из миров Яви, Прави и Нави[5].

Скотьего бога «вернул к жизни» древний длиннобородый волхв, притащивший с собой старого белого козла, для принесения в жертву. Животное упиралось и жалобно блеяло, видимо, предчувствуя свой скорый конец, но именно этот звук и пробудил Велеса от «забвения». Когда в подставленную чашу брызнула горячая кровь жертвенного козла, которой жрец принялся мазать губы деревянным идолам, бывший бог почувствовал, как в него потоком вливается уже забытая энергия Веры.

Такого подъема сил он не чувствовал вот уже почти тысячу лет. И впервые, за весь этот невыносимо долгий срок, он почувствовал себя совершенно счастливым и абсолютно свободным. Как встарь, когда его божественной воле подчинялись многочисленные племена смертных. Когда по одному лишь мановению руки он мог двигать горы, поворачивать вспять реки и выращивать на голых равнинах дремучие непроходимые леса, полные зверя и птицы.

Да, впервые за столетия, он ощутил, как «энергетический поводок», нерасторжимо связывающий его с преисподней, как пуповина соединяет с матерью нерожденного младенца, перестал быть жизненно необходимым, и позволил сбросить эту унизительную удавку. Энергия Веры, дарованная бывшему богу, пусть и немногочисленной, но верной паствой, вновь вернула ему его божественную суть.

К тому же, и энергии в идолах капища за пробежавшие годы накопилось изрядно — после того, как он и его «коллеги» по пантеону превратились