Эта неделя стала кошмаром, от которого я не мог проснуться. Мне хотелось вернуться назад, чтобы все стало так, как на прощании с Лиамом. Тогда все было таким простым.

У меня было очень много работы, но я не мог перестать думать о двух женщинах, проникших в мои мысли, о Сорайе и Хлое.

Если девочка действительно моя дочь, тогда я столько ей должен. В случившемся не было ни малейшей ее вины.

«Не торопи события».

Мне необходим был тест на отцовство. Какая-то часть меня ни за что не поверила бы в происходящее, пока я не получу доказательства. Я не мог позволить себе вкладываться эмоционально, пока у меня не будет сомнений в том, что она моя дочь.

Голос моей секретарши прервал мои мысли.

– К вам пришла миссис Моро.

Звякнув часами, я сделал глубокий вдох и сказал:

– Пригласите ее войти.

Дверь открылась, и Женевьева самодовольно вошла в кабинет с таким видом, будто фирма принадлежала ей. Когда-то так почти и было. Женевьева, Лиам и я засиживались в этом самом кабинете до рассвета. Она не раз отсасывала мне под этим самым столом, перед которым села сейчас и скрестила ноги. Казалось, все это было вчера, если не считать того, что моя тогдашняя любовь к ней превратилась в нечто весьма похожее на ненависть.

Женевьева поставила белую коробку на мой стол.

– Я принесла тебе твои любимые капкейки из «Магнолии». С арахисовым маслом. Я помню, как сильно ты…

– К черту! Заткнись! Хватит трещать о капкейках, – взвился я. – Она моя?

Слишком сильно для постепенного входа дискуссию. Ее глаза расширились.

– Что?

– Ты слышала. Хлоя моя дочь?

На лице Женевьевы появилось выражение крайнего шока, а ее щеки вспыхнули. Неужели она не предвидела такого поворота событий?

Она промолчала, поэтому я продолжал:

– Почему ты выглядишь такой удивленной, Женевьева? Неужели ты действительно думала, что я увижу ее на прощании и не задам тебе этот вопрос?

– Я не знаю, Грэм.

– Что значит ты не знаешь?

– Пять лет я боялась этого момента. Не знаю, как тебе объяснить ход моих мыслей, чтобы ты меня понял.

– Что ж… Весь день в моем распоряжении. Придумай что-нибудь. – Женевьева продолжала молчать. – Ладно, тогда я сам начну. Ты трахалась со мной и Лиамом одновременно, верно?

– Да.

– Через сколько времени после того, как мы в последний раз были вместе, ты выяснила, что беременна?

– Через месяц.

– И какой был срок?

– Два месяца.

В гневе я швырнул ручку через комнату.

– Как, черт подери, ты могла так поступить? – Слюна вылетела у меня изо рта вместе с этими словами.

Из глаз Женевьевы потекли слезы.

– Можешь попытаться и позволить мне все объяснить?

– С нетерпением жду того момента, когда ты попытаешься объяснить, как нам из этого выбираться.

Она на мгновение закрыла глаза, потом сказала:

– Я любила вас обоих, Грэм. Правда любила. Это было эгоистично с моей стороны, но я решила, что имею на это право. Я хотела, чтобы так продолжалось вечно. Быть с вами обоими – это было самое лучшее в обоих мирах. Я знала, что, как только ты об этом узнаешь, все закончится. Раньше я сказала Лиаму, что мы с тобой давно не спим вместе. Он не знал, что я сплю с вами обоими. Судя по всему, ты ему тоже об этом не сказал.

– После того, как я вас застукал, я практически не разговаривал с вами обоими.

– Я знаю. Я помню об этом. Случившееся до сих пор разрывает мне сердце. – Женевьева перевела взгляд за окно и несколько минут собиралась с мыслями. Потом она все же заговорила снова:

– Когда родилась Хлоя, кожа у нее была светлее, чем сейчас. Волос у нее почти не было. Не сразу стало заметно, что она не похожа ни на Лиама, ни на меня. Когда Хлоя сделала первые шаги, я поняла, что Лиам начал замечать, насколько она похожа на тебя. Он предпочел игнорировать это. Мы оба предпочли делать вид, что все в порядке. Отношения между нами – тобой, Лиамом и мной – были очень плохими в то время. А Лиам любил Хлою больше жизни. Он не мог рассматривать возможность того, что она не его дочь.

– А как насчет меня? Или ты думала, что я никогда об этом не узнаю?

– В глубине души я всегда чувствовала, что она твоя. И честно говоря, это сделало меня счастливой. После свадьбы наши отношения с Лиамом испортились достаточно быстро. Я поняла, что совершила огромную ошибку. Я все еще очень сильно любила тебя. И я всегда буду сожалеть, что причинила тебе боль.

– Но я все равно не понимаю, как ты могла скрывать это от меня.

– У меня нет оправданий, если не считать того, что мне не хотелось разрушать жизнь Хлои. И часть меня чувствовала, что я не могла так поступить с Лиамом. Я оставалась с ним, потому что это было наименьшее из зол, так как я знала, что ты никогда не примешь меня назад. Поэтому я все оставила как есть. Я просто пыталась сохранить покой. – Новые слезы покатились по ее щекам.

Но я не мог смягчиться.

– Мне нужен тест на отцовство. Немедленно.

– Я не собираюсь противодействовать тебе в этом, Грэм. Я дам тебе все, что ты хочешь. Время с ней. Тест на отцовство. Я прошу только об одном. Если выяснится, что ты отец, пожалуйста, подожди с рассказом об этом до того времени, когда девочка станет немного старше и сможет лучше понять. Она только что потеряла отца, которого знала. И она опустошена.

– Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы причинить ей вред. Я не стану ничего говорить ей некоторое время, если это в ее интересах.

– Я действительно люблю тебя. Я никогда не хотела причинить тебе боль. Пожалуйста, поверь в это.

– Тест на отцовство должен быть сделан в течение недели, Женевьева. Я сам обо всем договорюсь, чтобы я мог быть уверен в результате.

На ее лице вдруг появилось выражение паники.

– Ты же не собираешься забрать ее у меня, нет?

– Я бы никогда не забрал ребенка у матери.

Женевьева шмыгнула носом.

– Спасибо.

– Если выяснится, что она моя, то я хочу, чтобы ты собрала все фото девочки, которые ты сделала с момента ее рождения. Ты меня понимаешь?

Она не колебалась ни секунды.

– Разумеется.

* * *

В тот вечер я хотел только одного. Увидеть Сорайю. Вдохнуть аромат Сорайи. Спать рядом с Сорайей. Мое тело вело себя так, как будто его лишили сильнейшего наркотика. Я провел без нее всего несколько дней, но мне казалось, что прошла вечность. И это была не только физическая потребность. Мне не хватало ее юмора, ее сарказма, ее смеха.