информация до поры до времени была доступна лишь для внутреннего использования. Задним числом американские источники подтрунивают над завесой секретности, которая якобы очевидным образом свидетельствует о низменном, неспортивном характере советской программы и открыто соревновательном, высокоромантическом – американской. Да, НАСА еще в 1959 году, осознав, что космонавтика – это запасной театр военных действий, а астронавты – группа воинов-поединщиков эпохи холодной войны [40], показало “международной общественности группу из семи отобранных опытных летчиков-испытателей” [11] и развернуло широкую информационную кампанию, представляя “«великолепную семерку» как «right stuff» – лучшее американской нации, сияющих знаменосцев американской цивилизации. На устремленных к победе космических парней (Space-Boys) был возложен нимб прототипов нового человеческого вида и создателей будущего” [11].

У СССР тоже были парни, которые собирались “искать путь во Вселенную”, – но ни в какой “Огонек”, “Лайф” или “Пари матч” их не сдавали. СССР приходилось отказываться от свободного рынка информации и принимать протекционистские меры – но не потому, что это был Мордор, населенный подлыми орками, а потому, что денег было много меньше, а задачу требовалось выполнить ту же самую – и шанса, если что, еще раз все начать заново не было. И если бы имена будущих космонавтов и тех, кто готовил их полеты – Королева, Келдыша, Глушко, Тихонравова, Чертока, Пилюгина, Феоктистова и т. д., – широко рекламировались в печати – то где гарантия, что ЦРУ, чьи финансовые возможности были практически безграничны, не пошло бы по кратчайшему пути достижения цели?

Осознавая, что обладают колоссальным потенциалом популярности – они ведь знали о том, что творится в Америке с их коллегами из конкурирующей фирмы, участниками проекта “Меркурий”, – члены первого отряда испытывали странное, труднопередаваемое ощущение: их распирало от внутреннего превосходства. Они (и особенно Гагарин, выигравший поул-позишн) понимали, что они не такие, как все, что еще чуть-чуть – и плотина прорвется; по-видимому, это наполняло их жизнь особенной силой. Гагарин в конце 1960-го сам был как ракета, заправленная топливом и готовая лететь: и даже не важно, как там она полетит, – уже сам вид ее был невероятно величественным. Оставалось только показать ее по телевизору.

Или не по телевизору. На ютьюбе есть запись – трехминутный документальный фильм под названием “Аварийная работа с изделием 8 К 64. 24 октября 1960 г.”. Там показан взрыв этого самого изделия – ракеты – на старте, взрыв, случившийся меньше чем за полгода до 12 апреля, взрыв, при котором погибли 74 человека, в том числе один маршал, Неделин. Гагарин этот фильм видел и прекрасно понимал: где 74, там и еще один – никто и не заметит; информация о неудаче будет скрыта – и никто даже не узнает о подвиге, разве что через полвека в Сети вывесят еще один ролик. Посмотрите и подумайте, хватило бы у вас смелости дать согласие оказаться даже не рядом с точно такой же ракетой – а, по существу, внутри ее.

Можно сколько угодно сегодня скептически пожимать плечами – а, “космонавты”, подумаешь – агицен паровоз, но надо понимать, что члены первого отряда космонавтов, даже неслетавшие, – как пилоты, выступающие в “Формуле-1”: среди них есть такие, которые годами не поднимаются на подиум, которых вечно все обгоняют на круг, однако, даже и так, эти “плохие” гонщики – все равно самые быстрые люди на планете, выигрывавшие, чтобы попасть в эту элиту, десятки и сотни соревнований.

Гагарин прошел – добровольно – в 1960 году такие испытания, что говорить, будто он всего лишь более сложный по сравнению с собакой или крысой организм, который, ну да, слетал, запихнули в капсулу, куда ж деваться, – нечестно. Каким бы деревенским простаком он кому-то ни казался, он был сообразительнее, выносливее, храбрее многих, многих и многих. И именно поэтому он оказался внутри “Востока” – а не “случайно”.

Что до официального назначения его “номером один”, то многие полагают, что Гагарин получил этот статус уже в тот момент, когда снял ботинки перед входом в макет корабля – после чего его и “заметил” Королев. Это не так.

Момент принять решение, кто первый, а кто запасной – Гагарин или Титов? – наступил лишь дня за три до полета, и сделать это должен был Каманин, чтобы затем формально предложить кандидата Госкомиссии.

Он его и принял – несмотря на то, что Титов даже по весу подходил для полета лучше: “корабль Гагарина вместе с командиром весил 4725 килограммов”, тогда как верхняя норма была 4700, и поэтому легкий Титов был уместнее. Но вот тут уже действительно включился Королев и приказал оставить Гагарина: в случае чего, сказал он, “можно снять некоторую контролирующую аппаратуру, которая в самом полете никакого участия не принимает” [10]. Вряд ли это было так уж просто – потому что вес корабля и так снижали всеми правдами и неправдами: ровно поэтому “Восток”, на самом деле, даже не был шаром – с его “лба” срезали 100 мм теплозащиты [86].

Сам Гагарин, чьи отношения с Титовым не всегда были безоблачными, впоследствии на каверзные вопросы – а как вышло, что ты первый, а не Титов? – отвечал, что подготовлены они были одинаково, да только вот – “нервы подвели товарища!” [6].

Ярослав Голованов обнаруживает в логике “окончательного выбора” целый букет нюансов: “Оба космонавта были русскими. Но Гагарин из Гжатска, со Смоленщины – исконной российской земли, а Титов – с Алтая. Алтай тоже, конечно, не Никарагуа, но все же нет в нем тех исторических корней, которые есть в Смоленщине. И почему у первого космонавта, русского человека, нерусское имя: Герман? Отец любил Пушкина и назвал сына в честь героя «Пиковой дамы»? То, что любил Пушкина, это хорошо, но ведь не станешь всем объяснять, кто такой был Герман, а если человек вообще не читал «Пиковую даму»? Юрий – лучше. Понятнее. Оба паренька деревенские. Но то, что Гагарин учился в ремесленном училище на формовщика-литейщика и закончил школу рабочей молодежи, как бы приобщало его к рабочему классу. Гагарин олицетворял союз серпа и молота. Даже то обстоятельство, что у Юры были две дочки, а маленький сынок Германа умер вскоре после рождения и детей тогда у него не было, тоже было отмечено мандатной комиссией” [10].

По-майклгладуэлловски реконструируя ход мыслей Каманина и Королева, Голованов приходит к неожиданному озарению: “Гагарин не являлся ярко выраженным лидером” – и выиграл чемпионат не по победам на отдельных гонках, а по сумме очков, за счет не лучших, но стабильно хороших результатов. “Волынов был ведущим парашютистом, Быковский лучше других перенес испытания в сурдобарокамере, Николаев – на центрифуге, Шонин – в термокамере. Отмечались успехи Комарова в изучении техники, Варламова в точных науках. Беляев являл собой пример опытного и справедливого командира. Карташов был отличным охотником, Леонов лучше всех рисовал, Попович – пел, Варламов – играл на гитаре, Рафиков – жарил шашлыки. Что делал