Результат превзошел все ожидания! Все вошло в норму, и навсегда.

Сам Лев Давидович скрупулезно честно отдавал жене три четверти всех своих доходов. Это были внушительные суммы. Но ее, естественно, интересовала та четверть, которую он оставлял себе. Как-то во время обеда, в самом конце трапезы, чтобы, не дай Бог, он не ушел из-за стола не доевши, Кора завела разговор о каких-то предстоящих тратах. Дау просматривал газеты, не особенно вникая в смысл ее слов. Не отрываясь от чтения, он сказал:

— Если в нашей семье есть жид, то это, конечно, ты.

Слава Богу, его жена обладала чувством юмора. Она так и покатилась со смеху.

В нашей семье очень любили Дау. Бабушка часто повторяла:

— Я не знаю человека лучше Дау.

Но когда теща в ненавязчивой форме, полушутя, вздумала ему пожаловаться на Кору, он ответил:

— К сожалению, ничем не могу вам помочь. Ваше воспитание.

Точно так же пресекались всякие попытки неуважительно отзываться о его жене. Он очень серьезно относился к браку и никаких замечаний слушать не желал, считая, что в противном случае «звери-курицы» заклюют.

Вокруг него никогда не было конфликтов, которые иногда отравляют людям жизнь. Поэтому Кора часто повторяла, что Дау — гений.

Как-то Дау сказал:

— «Для художника слабость — по меньшей мере преступление», — говорил Оскар Уайльд. Но это преступление для каждого человека. А людям нравится быть слабыми, плыть по течению. Они не хотят и не умеют решать важнейшие вопросы своей личной жизни. Когда Гарик подрастет, я расскажу ему о наиболее часто встречающихся ошибках.

Я попросила его рассказать, о чем он собирается предупредить сына.

— О том, что нельзя жениться, не проверив своих чувств. Это все равно, что покупать кота в мешке. Очень часто мужчина, влюбившись, не хочет считаться с тем, что женщина к нему равнодушна, и идет на все, лишь бы она принадлежала ему. Результат, как правило, плачевный. Он покупает женщину женитьбой. Внешне все выглядит вполне приемлемо, но счастья такие браки не дают никому. То же самое происходит и в том случае, когда женщина по каким-то, чаще всего меркантильным, соображениям решает во чтобы то ни стало женить на себе мужчину. Остается только удивляться близорукости людей. Вот она вбила себе в голову, что этот человек нужен ей в качестве мужа: хотя он ей не нравится, но у него положение и все такое. Он сомневается, жениться не хочет, а в ход идут все средства. В конце концов она становится его женой. Но без любви какое уж там счастье! Одни страдания.

Ничего этого Дау Игорю не успел рассказать. Когда он попал в автомобильную катастрофу, мальчику было пятнадцать с половиной лет…

— Все-таки странно: мужчине всегда выгодно жениться, а вот женщине далеко не всегда выгодно выходить замуж, — однажды заметил Дау.

В другой раз он сказал:

— Если нет любви, нельзя принуждать себя к сожительству с нелюбимым человеком. Не надо забывать слов Иисуса Христа: «Да будут прощены ее грехи, ибо она много любила». Любовь превыше всего.

Одна молодая особа пожаловалась как-то на своего любовника: жениться не собирается, так как не может развестись с больной женой, он, видите ли, заместитель министра, и ему такое непозволительно. Страшно занят, не приходит месяцами, потом вдруг является среди ночи, она и встретиться ни с кем другим не может. И вообще все это ей до смерти надоело.

— Принуждать себя — преступление. Поставьте новый замок на дверь, и все ваши проблемы будут решены.

— Не все. Он еще мою сестру должен устроить на работу.

— А, ну тогда другое дело. Но только не называйте это любовью. Это — бизнес, деловые отношения.

Она страшно обиделась…

Другая дама тоже обиделась на Дау. Она завела с ним разговор, что у нее с мужем чисто дружеские отношения, ничего больше. Дау никак не отреагировал на это. Тогда она, чтобы выйти из неловкого положения, добавила, что имеет поклонника с громким именем и знакомого юношу, который любит ее со всем пылом двадцати лет.

— Для полного комплекта не хватает только исповедника, — кокетливо взглянув на академика, закончила она.

— Жалкая роль, — возразил Дау.

— Да что вы! — ахнула дама. — Я так хорошо все придумала.

— Но это не вы придумали. У Островского есть купчиха, которая любила мужа для денег, дворника для удовольствия и офицера для чувств.

Наисерьезнейшие вещи Дау умел высказывать в форме шутки, достигая тем наибольшего эффекта. Он никогда не был нудным, наоборот, говорил, что у него, как у Хлестакова, «легкость в мыслях необыкновенная». Как-то один из его многочисленных корреспондентов пожаловался, что ему не дается английский.

— Но английский необходим. Выучить его нетрудно, так как английским языком неплохо владеют даже тупые англичане, — ответил Дау.

У самого у него произношение было ужасное, но он мог говорить с иностранцами, и те его прекрасно понимали.

— Коруша, у меня билеты в театр: англичане привезли «Гамлета». Но пьеса скучная. Ты пойдешь?

— Нет. Возьми Майку, она будет счастлива.

Так я попала на гениального Пола Скофилда.

Это было незабываемо. Когда он заговорил, меня охватил трепет — описать это невозможно.

Дау тоже был потрясен.

— Я не ожидал ничего подобного. Я впервые понял, какую простую вещь написал Шекспир, — сказал он в антракте.

На следующее утро выяснилось, что один из учеников Дау, Иосиф Шапиро, тоже видел этот спектакль. Он записал свой разговор с Дау. Говоря о Клавдии, которого режиссер Питер Брук предложил играть актеру, менее всего подходившему на роль злодея, Дау воскликнул:

— Нельзя, чтобы злодей был так обаятелен!

— Но, Дау, если бы этого не было в жизни, мир не знал бы коварства, — возразил Шапиро.

— Да, да. Но все-таки в театре должно быть как-то не так. Что она влюбилась, это правильно. Но влюбилась-то она в ничтожество. А тут не так. Брук переборщил. Идея хорошая, но он переборщил. Получается что-то вроде оправдания подлеца в глазах зрителя.

Шапиро предложил свое объяснение:

— Так получается потому, что Скофилд недоигрывает в кульминационных сценах. По дарованию он не трагик.

— Вы так думаете? Вот как? Мне это в голову не приходило! Я только чувствую, что что-то не так.

Честно говоря, я ничего подобного не ощущала. И никаких изъянов в исполнении Пола Скофилда не заметила: это был идеальный Гамлет.

С Дау я посещала и художественные выставки.

Юрий Алексеевич Завадский готовил спектакль об ученых и пригласил Ландау на встречу с коллективом Театра Моссовета. Монолог Ландау был прекрасен:

— Никто не предлагает изучать физику по романам. Но писатель обязан достоверно изображать научный процесс и самих ученых. Среди научных работников много веселых, общительных людей. Не надо изображать их угрюмыми бородатыми старцами, проводящими большую часть жизни у книжных полок, на верхней ступеньке стремянки, с тяжелым фолиантом в руках. Жаль смотреть на беднягу, особенно если он вознамерился узнать что-то новое из этой старинной книги. Новое содержится в научных журналах. Я забыл упомянуть еще одну черту допотопного профессора: он обязательно говорит «батенька» свои молодым ассистентам. Писатели и режиссеры пока еще плохо знают мир людей науки, по-видимому, считая, что расцвет научной деятельности наступает после восьмидесяти лет, а сама эта деятельность превращает тех, кто ею занимается, в нечто не от мира сего. Самое ужасное, что стараниями театра и кино этот образ вошел в сознание целого поколения. Между тем настоящие деятели науки влюблены в науку, поэтому они никогда не говорят о ней в высокопарных выражениях, как это часто бывает на сцене. Говорить о науке торжественно — абсолютно неприлично. В жизни это выглядело бы дико. В жизни ничего подобного не случается.