больше не будет угодливой служанкой, какой она была в прошлом. Она жила ради своих детей, в особенности ради первого ребенка. Это была ее точка опоры и ее спасение, ее лучший друг и союзник. Если бы Керстин умерла, соотношение сил в этой неравной схватке неизбежно изменилось бы, и Фритцль увидел первые признаки тектонических сдвигов. Он по-прежнему мог насиловать дочь. Да, он мог по-прежнему держать Штефана и Феликса в заточении. Но его глубокая потребность в почтении, в уважении среди его тайного племени будут утрачены навсегда. Когда Элизабет молила его о медицинской помощи, он почувствовал стальные нотки в ее голосе, и это растревожило его».

Тик-так. Огромность дилеммы, с которой столкнулся Фритцль, была мучительной.

В этом была высочайшая ирония: теперь он сам стал узником чудовищного строения, которое начал создавать много лет назад. Пока Элизабет, Штефан и Феликс пытались облегчить страдания Керстин, в ночь на 18 апреля Йозеф Фритцль проскользнул в свою комнату на верхнем этаже дома, вынашивая первые ростки уже зарождающегося хитроумного плана.

Ни Фритцль, ни Элизабет не подозревали, что часы, отмеряющие время жизни их больной дочери, одновременно знаменуют конец долгого и мучительного существования подземного племени.

Разразившийся субботним утром семейный скандал открыл последнюю дверь, ведущую в пещеру. Прошло 8516 дней с тех пор, как Элизабет заманили сюда, опьянили эфиром, заперли, а затем подвергли чудовищному надругательству. Если поделить их, то получится 204 384 заполненных болью часа. Как ей удалось выдержать заключение в подземной тюрьме — недоступно пониманию большинства людей.

Когда Фритцль спустился в бункер, его Керстин была в сознании, лежа на кровати Элизабет, но корчилась в страшных судорогах. Она стискивала живот и стонала в агонии. Бросив на нее внимательный взгляд, Фритцль присел к столику, за которым вел свои скабрезные «семейные» разговоры с обитателями камеры. Затем достал ручку, бумагу и приказал Элизабет написать следующее:

«Среда, дала ей аспирин и микстуру от кашля. Четверг, кашель усилился. Пятница, кашель продолжает становиться все хуже. Она кусала губы и язык. Пожалуйста, пожалуйста, помогите ей! Керстин действительно панически боится других людей, она еще никогда не лежала в больнице. Если возникнут какие-нибудь трудности, пожалуйста, обратитесь за помощью к моему отцу, он — единственный человек, которого она знает».

В конце была приписка матери:

«Керстин, пожалуйста, будь сильной, пока мы снова не увидимся! Мы скоро вернемся к тебе!»

Иллюзию того, что беглянка Керстин примкнула к какой-то секте, о которой никто толком ничего не слышал, предстояло разыграть еще раз. Элизабет завернула находившуюся в полубессознательном состоянии Керстин в одеяло и вместе со Штефаном помогла перенести истощенную дочь, весившую едва пятьдесят килограммов, из камеры наверх, в отцовскую машину.

«Как мама?» — спросила Элизабет.

«Твоя мать уехала», — ответил Фритцль. Скрупулезно все спланировав, он знал, что Розмари не будет встречать их у выхода; жена находилась на безопасном расстоянии — проводила отпуск в Италии.

Элизабет пробилась к выходу из камеры через лабиринт дверей и коридоров. Впервые увидев солнце с 1984 года, она на время ослепла. Штефан впервые увидел мир за пределами камеры. И мать и сына затопило великолепие этого мира — мира, который Элизабет оставила позади так давно, а Штефан не имел о нем вообще никакого представления. Пахло травой, тарахтел мотоцикл, перистый след тянулся за самолетом высоко в небе, в воздухе витал запах цветущей яблони. Они увидели плавательный бассейн, здание которого служило прикрытием туннеля, вырытого, чтобы расширить их темницу. Элизабет заметила и другие перемены, которые произвел с домом ее сообразительный отец.

Все быстро закончилось; мать и сына немедленно отвели обратно в камеру. Дверь снова захлопнулась за ними.

Феликс, серьезно угнетенный внезапным исчезновением матери и брата, спросил, где они были и что «там, за дверью». Элизабет давно внушала ему, что никакого мира за дверью нет; теперь ей на ходу пришлось выдумывать новую историю о том, что Керстин отправили поправляться, но она скоро вернется.

«Ничто не разлучит нас», — сказала она. Она надеялась на лучшее, но страх за тяжкое положение Керстин продолжал глодать ее.

А наверху Фритцль снял телефонную трубку и набрал номер «144» — австрийский аналог «999», по которому можно вызвать «скорую».

«Это „скорая помощь“? Я только что нашел без сознания свою внучку». Он думал, что так же умен, как всегда. На самом же деле этим телефонным звонком он начал расплачиваться за все содеянное им.

«Я нашел ее в коридоре, — сказал он, когда приехала машина. — Потом положил на заднее сиденье автомобиля, чтобы ей было удобнее».

Записка, которую он продиктовал дочери, лежала у него в кармане; он предъявит ее позже. Фритцль отвез Керстин в больницу, чтобы до конца разыграть роль заботливого дедушки. На сей раз выдуманная им история выглядела так: блудная дочь вернулась, чтобы подкинуть ему хронически больную девушку. Взгляните! Она даже сама написала об этом!

Однако на этот раз дела у маэстро-иллюзиониста пошли вкривь и вкось. Он мог дурачить социальных работников, строительных инспекторов, свою жену, семью, соседей и своих «верхних» детей. Но одурачить доктора Рейтера ему не удалось.

Альберт Рейтер, глава отделения интенсивной терапии в амштеттенской больнице, был поражен состоянием молодой девушки. Она впала в беспамятство еще в машине «скорой помощи». У Керстин проявлялись все симптомы отмирания жизненно важных органов. Почки и легкие функционировали плохо, температура была высокая, дыхание — напряженное, одно легкое частично было заполнено жидкостью. Через несколько минут после прибытия пациентку внесли в список критически больных.

Но наибольшее любопытство у врача вызвала ее внешность: бледность кожных покровов, необычайная исхудалость рук, анемия, кровоточащие десны, выпавшие зубы. За неимением лучшего Рейтер мог бы сказать, что девушка ни разу в жизни не видела солнечного света.

Работники больницы позднее сообщили СМИ: «Она напоминала лежащий в постели призрак. У нее не было медицинской карточки, вообще никаких бумаг — а вы знаете, как мы, австрийцы, любим писанину. По сути, она выглядела просто жутко. Мы не могли оторвать глаз от этой загадки».

Когда состояние Керстин стабилизировалось — тут потребовалась искусственная кома и подключение к диализному аппарату, — у нее были взяты анализы крови и желудочного сока на наличие каких-либо ядов, но ничего не было обнаружено. Неожиданно доктору Рейтеру позвонили из приемного покоя и сообщили, что прибыл мужчина с информацией о новом пациенте.

«Я встретил мужчину, и он показал мне записку, где говорилось, что он приходится пациентке дедом. В записке говорилось, что поступившую женщину зовут Керстин и она в очень тяжелом состоянии, поэтому мать попросила семью позаботиться о ней.