Степан Микоян провел в Кремле все свое детство. Его отец, Анастас, был ведущим членом Политбюро, а сам Степан не раз встречался со Сталиным лично. «От природы Сталин был очень наблюдательным, – вспоминает Микоян, – он следил за своими собеседниками и если замечал, что кто-то не смотрит ему в глаза, то вполне мог заподозрить человека в измене. За этим последовали бы весьма и весьма жесткие меры. Сталин подозревал всех и вся, его отличала удивительная недоверчивость. Человек он был беспринципный… С легкостью мог пойти на предательство и измену, если видел в этом необходимость. Именно поэтому Сталин ждал того же от окружающих… Изменником мог оказаться кто угодно».

А вот как пишет о Сталине следующий глава коммунистической партии Никита Хрущев: «При Сталине мы все понимали: для него мы люди временные. Пока он доверял нам хоть в какой-то мере, мы могли спокойно жить и работать. Но, если наставал момент, когда он переставал доверять человеку, тому не следовало ожидать ничего хорошего»11. Троцкий, всегда считавший себя выше Сталина, отрицательно отзывался о новоизбранном первом секретаре КПСС: «При огромной и завистливой амбициозности Сталин не мог не чувствовать на каждом шагу своей интеллектуальной и моральной второсортности. Он пытался, видимо, сблизиться со мной. Только позже я отдал себе отчет в его попытках создать нечто вроде фамильярных отношений. Но он отталкивал меня теми чертами, которые составили впоследствии его силу на волне упадка: узостью интересов, эмпиризмом, психологической грубостью и особым цинизмом провинциала, которого марксизм освободил от многих предрассудков, не заменив их, однако, насквозь продуманным и перешедшим в психологию миросозерцанием»12.

Разумеется, Троцкий недооценивал Сталина. Возможно, у последнего действительно не было такой харизмы, но он был более дальновидным политиком. Острый ум, прагматизм, недоверие и беспощадность позволили ему выработать новый для Советского Союза способ удержать народ в своей власти: террор. Нацисты пристально следили за тем, как в 1930-х годах Сталин устранял со своего пути всех, кто, по его мнению или по мнению НКВД, представлял даже незначительную угрозу.

В результате Сталин научился использовать страх как средство мотивации в своих целях. Один историк называет его способ правления «вдохновением от противного» – последователи Сталина постоянно должны были доказывать ему свою преданность13. Никто не осмеливался критиковать режим в его присутствии. Один молодой генерал военно-воздушных сил на вопрос Сталина о причинах высокой аварийности в ВВС отважно ответил следующее: «Вы заставляете нас летать на гробах!»14 Сталин помолчал немного и сказал спокойно: «Вы не должны были так сказать». На следующий день молодой генерал был убит[12].

В 1937 году Сталин начал чистку в Красной Армии. Тысячи старших командиров в атмосфере гнетущего страха были отданы под суд и репрессированы. Марк Галлай, советский летчик-испытатель, пережил те страшные времена: «В 1937 году нам всем довелось испытать на себе тяжелый гнет режима, – вспоминает он. – Сталинских репрессий боялись все без исключения: ученые, военные, а особенно – бойцы военно-воздушных сил. Только тот факт, что за несколько лет начальники Главного управления Военно-воздушных сил РККА менялись несколько раз, говорит о многом. Каждого нового начальника репрессировали и впоследствии устраняли». Галлай рассказал, что в то время ему приходилось вести «двойную жизнь». С одной стороны, он тогда лишь начинал свой путь летчика-испытателя, ухаживал «на заре своей юности» за будущей женой, «с энтузиазмом» брался за любую работу. С другой стороны, он был кандидатом в члены ВКП(б), а потому несколько раз в неделю должен был посещать партсобрания. «На них большую часть времени мы пытались поймать кого-нибудь на горячем, например, на общении с «врагами народа»… Но большинство кандидатов оказывались чисты, как первый снег. На этих собраниях кто-то всегда делал доклад. Знаете, некоторым нравится добивать лежачих. Но некоторых попросту заставляли так поступать. Большинство поддерживали выступающего угрюмым молчанием. Ведь все мы понимали: что того, кого мы голосованием исключали из партии, арестуют той же ночью».

Подобное обличение «врагов народа» служило спецслужбам чрезвычайно эффективным способом наказаний; лишь изредка обвинения оказывались по-настоящему серьезными, большинство из них были неясными и расплывчатыми15. Лаврентий Берия, глава НКВД, рассказывал как-то о теории, якобы изложенной ему Сталиным, согласно которой «враги народа – это не только те, кто устраивает саботаж, но также те, кто подвергает сомнению верность партийного курса. Среди нас живет множество изменников, наша задача – ликвидировать их как можно скорее».

Политика террора не жалела даже тех, кто мог оказаться полезным режиму. Одним хмурым октябрьским утром 1937 года Марк Галлай, придя на работу, увидел, что на приангарной площадке на аэродроме маляры торопливо замазывали на вертикальном оперении самолетов буквы «АНТ». Каждый экспериментальный самолет обычно помечали инициалами его создателя, а буквы «АНТ» означали «Андрей Николаевич Туполев», главный конструктор всех созданных в ЦАГИ летательных аппаратов, один из самых одаренных авиаконструкторов того времени. Гнетущая атмосфера сталинского террора к этому времени полностью охватила страну. Люди, в том числе общенародно известные, один за другим исчезали в застенках НКВД, казалось, безвозвратно. Поэтому особой сообразительности, чтобы понять, что означают замазанные буквы, не требовалось – Туполева арестовали. Так Марк Галлай узнал об этом еще до официального объявления Туполева «разоблаченным врагом народа», а ведь это был человек, который конструировал новую боевую авиатехнику.

Как именно тайной полиции следовало поступать с «врагами народа», подробно изложено в распоряжении для местных управлений НКВД: «Согласно постановлению Центрального Комитета, начиная с 1937 года, НКВД уполномочен в случае необходимости применять силу. Широко известен тот факт, что долгое время представители буржуазии и интеллигенции применяли радикальные меры по отношению к представителям социалистического пролетариата. Возникает вопрос: отчего же теперь органы социалистической власти должны вести себя более человечно по отношению к обезумевшим приверженцам буржуазии, к заклятым врагам рабочего класса и колхозного крестьянства?»

Несложно догадаться, каким образом подобные произвольные аресты, пытки и убийства повлияли на боевой дух советских вооруженных сил; особенно они сказались на производстве экспериментальных самолетов – отрасли, в которой какого-либо прогресса можно достичь только методом проб и ошибок. «Разумеется, – отмечает Марк Галлай, – когда на тебя давят со всех сторон, инициативы ждать не приходится… Во времена сталинского террора каждый боялся допустить ошибку».

До нашего времени сохранились записи Геббельса о том, как Гитлер отзывался о сталинских чистках в 1937 году: «Должно быть, у Сталина с головой не все в порядке, – говорил фюрер, – не вижу других объяснений этому кровавому режиму»16. Сам Гитлер действительно на заре своей карьеры подобных поступков не совершал. Напротив (см. главу 3), когда он только пришел к власти, то научился работать с теми генералами, кто уже занимал руководящие должности до него. Даже когда в конце 1930-х годов ему представилась возможность устранить некоторых генералов, все еще недостаточно преданных идеям нацизма, фюрер попросту сделал так, чтобы те сами ушли в отставку, а он наградил их пенсией, а не пулей в голову17.