таки понимаютъ, что буржуазный режимъ несравненно жестче для вора, чѣмъ абсолютистскій.

Съ такими личностями мнѣ не разъ приходилось встрѣчаться въ моихъ скитаніяхъ по Россіи и въ частности по тюрьмамъ. А въ началѣ іюля въ Бутыркахъ меня познакомили съ такъ называемымъ партійнымъ воромъ, т. е. съ однимъ изъ организаторовъ воровскихъ союзовъ.

Я попросилъ его изложить мнѣ программу ихъ «партіи», на что онъ охотно согласился.

— Программа не представляетъ изъ себя ничего особеннаго, — началъ онъ.

Прежде всего, воръ долженъ оставаться воромъ и союзъ покровительствуетъ ему только въ чисто воровской его сущности. А отсюда, и онъ подчиняется союзу и блюдетъ его интересы только въ кругу чисто профессіональныхъ дѣйствій. Словомъ, союзъ не знаетъ людей съ ихъ частной жизнью и частными интересами, а знаетъ только воровъ съ ихъ профессіональными интересами.

— Какую тактику союзъ рекомендуетъ своимъ членамъ въ ихъ политическихъ выступленіяхъ?

— Что вы называете политическими выступленіями?

— Ну… всякое противодѣйствіе, активное, конечно, правительственной власти.

— Но, вѣдь, воръ по самому своему положенію всегда находится въ активномъ антагонизмѣ съ правительственной властью, всякій его профессіональный шагъ есть ничто иное, какъ нападеніе на существующій имущественный строй, на стражѣ котораго и стоитъ всякое правительство.

Да, но это борьба, во первыхъ, до извѣстной степени, разсѣянная, а во вторыхъ, она ведется скорѣе на экономической почвѣ, чѣмъ на политической. Вѣдь, вы, когда воруете или грабите, не предъявляете политическихъ требованій объ измѣненіи, напримѣръ, формы правленія или, хотя бы, объ измѣненіи политики по отношенію къ ворамъ.

— Что касается измѣненія формы правленія, то такого требованія, надѣюсь, воры никогда не предъявятъ. Разъ рѣчь идетъ только о замѣнѣ одной формы правленія другой, то для насъ абсолютизмъ наиболѣе удобная форма правленія.

— Какимъ образомъ?

— Очень просто, при конституціи или при республикѣ правительственная власть находится въ рукахъ собственниковъ, т. е. въ рукахъ нашихъ прямыхъ и непосредственныхъ враговъ, — тогда какъ абсолютизмъ удерживаетъ эту власть въ рукахъ нейтральной группы, въ рукахъ чиновниковъ, которые, конечно, не могутъ такъ болѣть интересами собственниковъ, какъ болѣютъ сами собственники.

— И дѣйствительно, исторія и современное положеніе вещей говоритъ намъ, что въ странахъ, гдѣ парламентаризмъ одержалъ верхъ надъ абсолютизмомъ, воры испытываютъ значительно большую тяжесть, чѣмъ, хотя бы, у насъ или въ какой нибудь Турціи. Во Франціи, Англіи и Америкѣ воровство почти невозможно; за него приходится расплачиваться слишкомъ дорого, хотя по наружному виду обращеніе съ ворами тамъ болѣе корректное, чѣмъ въ нашихъ участкахъ. Нѣтъ, намъ конституціи не нужно.

— Такъ что если бы вамъ пришлось выбирать между различными партіями, то вы выбрали бы?..

— Анархистовъ, несомнѣнно, но только послѣдовательныхъ, не тѣхъ, которые «временно» готовы примириться и съ конституціей.

— А истинно русскіе люди? Вѣдь они тоже противъ конституцій и парламентаризма.

— Что жъ, — совершенно спокойно отозвался онъ на мой ядовитый вопросъ, — поскольку истинно-русскіе люди противъ конституціи, мы готовы, пожалуй, ихъ поддержать и даже идти съ ними… но поскольку они за собственность и собственниковъ, мы противъ нихъ. Какъ видите, прочнаго единенія тутъ не можетъ быть.

— Да! — согласился я. — Союзъ тутъ даже не безъ комизма. Мнѣ представляется такая картина: союзникъ и воръ идутъ въ ногу и кричатъ: «Долой подлую конституцію!» — и въ то же время воръ запускаетъ руку въ карманъ своего соратника.

— Вотъ! Вотъ! — расхохотался мой собесѣдникъ. — Такъ оно въ дѣйствительности и есть. Мы кричимъ вмѣстѣ съ союзниками: «долой подлую конституцію», — чтобы удобнѣе и легче посягать на ихъ имущество.

— И они этого простого разсчета не замѣчаютъ!

— Ну, знаете, если брать вожаковъ, то, пожалуй, и замѣчаютъ, даже навѣрное замѣчаютъ. А только у нихъ свой, такой же разсчетъ. Если мы цѣлимъ на ихъ карманъ, то они, въ свою очередь, цѣлятъ на общенародный карманъ. И, согласитесь, они въ убыткѣ не останутся!

— Сни — да! Но что касается васъ, то, мнѣ кажется, вы не совсѣмъ правильно понимаете свои профессіональные интересы, т. е. понимаете ихъ слишкомъ узко, а поэтому и неправильно.

Объясните! — спокойно посмотрѣлъ онъ на меня.

— Да тутъ, мнѣ кажется, и объяснять нечего. Если, какъ вы признаете, крикъ: «долой подлую конституцію!» — въ конечномъ счетѣ грозитъ народному карману, то и результатъ можетъ получиться одинъ: обѣдненіе массъ, увеличеніе числа бездомныхъ, безработныхъ, а, слѣдовательно, и перепроизводство воровъ и связанная съ этимъ безработица…

— Ха-ха-ха! Ну и придумали же! — расхохотался мой собесѣдникъ. — Безработица! Слышали мы это уже. Не вы первый пугаете насъ этимъ. Но это — чушь! Ерунда! Какая можетъ быть у насъ безработица? Что намъ фабрики что ли нужны? Извѣстное количество мѣстъ у машинъ? Или намъ приходится считаться съ потребительной способностью населенія? Ничего этого, вѣдь, нѣтъ въ нашей профессіи! Замковъ и цѣнностей подъ замками хватитъ на любое количества воровъ: пусть себѣ плодятся — чѣмъ больше ихъ будетъ, тѣмъ труднѣе съ ними борьба! Нѣтъ, опасность намъ грозитъ не съ этой стороны, не со стороны обнищанія населенія, а совсѣмъ съ противуположной. Какъ извѣстно, съ поднятіемъ уровня народнаго благосостоянія, совершенствуется и техника, всякая, — а въ томъ числѣ и техника охраны имущества отъ воровъ. Богатствъ много, а взять ихъ нельзя — это обычная картина въ конституціонныхъ странахъ. А потомъ не забудьте и то. что всякая почти конституція ведетъ за собой и обязательное обученіе въ народной школѣ. А это нашъ первый и наиболѣе сильный врагъ. Школа прививаетъ ребенку буржуазную мораль. Человѣкъ же, зараженный заповѣдью: не укради! — можетъ сдѣлаться воромъ только по нуждѣ и на время, пока не представится возможность встать подъ крылышко буржуазнаго строя. Конституція? Нѣтъ, намъ не нужно никакихъ конституцій!

— Но, судя по вашимъ словамъ, вамъ вообще, кромѣ абсолютизма, ничего не нужно. Это наиболѣе теплый для васъ строй.

— Ну, не скажите. Абсолютизмъ для насъ лучше конституціи, но чтобы мы чувствовали себя при немъ хорошо, удовлетворенно болѣе или менѣе, — этого, конечно, вы не можете думать.

— Но, тогда я не понимаю…

— А между тѣмъ, это такъ понятно; нѣтъ хорошаго, такъ изъ плохого выбираемъ менѣе плохое, изъ двухъ золъ меньшее.

— Но почему непремѣнно нужно замыкаться въ кругу профессіональныхъ интересовъ? почему не примкнуть къ трудящимся классамъ?

— Потому что наши профессіональные интересы есть въ то же время и наши классовые интересы. И примкнуть къ другимъ, это значитъ оставить свой классъ и уйти въ другой. Не полагается, какъ извѣстно, этого, да и невозможно. Иначе съ такимъ же успѣхомъ и рабочимъ можно бы было предложить не замыкаться въ своихъ профессіональныхъ интересахъ и перейти въ классъ капиталистовъ. Это теченіе, какъ вамъ извѣстно, и есть, какъ у насъ, такъ и у рабочихъ, но оно вызываетъ только рознь и симпатіями класса не пользуется, —