плен, поступать со всей строгостью законов военного времени». Этот приказ выводил военнопленных из-под защиты Гаагской конвенции и позволял казнить без суда и следствия.

Внутри России военно-патриотическая пропаганда распространялась как напрямую через государственные печатные издания, так и через подцензурную частную прессу. Хотя предварительная цензура была отменена еще в годы первой революции и цензурные комитеты были переименованы в комитеты по делам печати, последние продолжали действовать в духе своих предшественников в рамках карательной цензуры. Согласно новому «Закону о печати» 1913 года все издатели газет, кроме правых, должны были за несколько часов до рассылки тиража предоставлять номер властям. Штрафами, конфискациями тиражей и арестами редакторов и издателей власти сохраняли контроль за периодикой. За 1910–1914 годы было наложено на газеты и журналы штрафов на сумму 400 тысяч рублей. С началом войны вступило в силу «Временное положение о военной цензуре», предусматривавшее предварительный просмотр всех произведений печати в местах военных действий и «частично» вне их, при этом цензурные обязанности возлагались на военные власти.

Накануне войны в России выходило несколько тысяч газет и журналов, при этом треть всех изданий приходилась на Петроград и Москву. Провинциальная пресса не отличалась разнообразием и, как правило, ориентировалась на такие официальные издания, как «Губернские ведомости» и «Епархиальные известия». В столицах государственная печать была представлена такими газетами, как «Правительственный вестник», «Сельский вестник», «Ведомости петроградского градоначальства и столичной полиции», «Ведомости московского градоначальства и столичной полиции», «Русский инвалид» и др. Среди наиболее популярных частных газет – «Новое время», «Биржевые ведомости», «Русские ведомости», «Русское слово», «Московские ведомости» и др., представлявшие различный политический спектр и общественные круги России. Например, суворинские газеты «Новое время» и «Вечернее время» были близки Ставке Верховного главнокомандующего, а «Биржевые ведомости» – октябристским кругам. Помимо этого, существовала партийная пресса: кадетская «Речь», прогрессистское «Утро России», черносотенное «Русское знамя» и пр. Популярностью у простого народа благодаря своей дешевизне пользовались бульварные (желтые) газеты: «Петроградский листок», «Московский листок», «Газета-копейка» и др. Но, несмотря на разнообразие периодической печати, легальная пресса, по крайней мере до лета 1915 года, рисовала в общем однотипные патриотические картины войны.

Частная пресса была сильно стеснена в публикации информации с театра военных действий. Как правило, все газеты перепечатывали официальные сообщения Петроградского телеграфного агентства. Когда ситуация на фронте была неблагополучной, газеты молчали или ограничивались общими словами. Читатели, понимая цену сведений подцензурных изданий, разрабатывали определенную технику чтения газет в военное время. Так, в сентябре 1914 года В. А. Городцов учил директора Исторического музея в Москве князя Н. С. Щербатова правильно читать газеты:

Читайте между строк. Если бы мы двигались вперед, мы занимали бы города, и об этих фактах сейчас сообщалось бы. Таких сообщений нет… Писали, что немцы перешли в наступление; о прекращении этого наступления ни разу не говорилось; значит, оно продолжается, а если это так, то, по моему расчету, немецкие передовые отряды должны быть уже недалеко от Варшавы[197].

Москвич Н. П. Окунев иронизировал в своем дневнике по поводу ура-патриотических публикаций прессы, рисовавших ситуацию на фронте в розовом свете:

Должен же я увековечить в своей летописи германского генерала Клука, сражающегося с французами и англичанами. О нем вот как с месяц пишут ежедневно: то он окружен, то разбит со своей армией, то он сдался, то он еще не сдался, но положение его критическое, то он бежит. Ну, одним словом, не было ни одного дня, когда бы этого бедного Клука не разбивали и не «пленяли», но он, как видится, жив и постреливает себе в своих неприятелей[198].

Военно-патриотическая пропаганда на фоне дефицита достоверной информации вызывала раздражение современников. Музыковед-историк Н. Ф. Финдейзен записал в дневнике 13 июня 1915 года, когда в обществе распространялись слухи о «великом отступлении»: «Начинается обычное лганье. Всякий неуспех выставляется в розовом свете. О главном замалчивают. Снова печать сведена на роли гимновоспевательницы. Скучно, тошно, больно»[199].

Хотя частная легальная пресса вынужденно поддерживала официальную пропаганду, общий тон ее мог заметно отличаться от государственных изданий. С осени 1915 года в либеральной печати усиливается критика правительства, в консервативной печати – критика общественных организаций. При этом те и другие занимаются поиском внутренних врагов, «темных сил», относя к ним придворную камарилью и революционеров – агентов Германии.

Историк и издатель С. П. Мельгунов, тесно сотрудничавший с газетой «Русские ведомости», во время выступления в Московском обществе деятелей периодической печати 28 февраля 1916 года говорил:

Наша печать за самым малым исключением повинна в тяжком грехе распространения тенденциозных сведений, нервирующих русское общество, культивирующих напряженную атмосферу шовинистической вражды, при которой теряется самообладание и способность критически относиться к окружающим явлениям[200].

Такие же настроения царили и в российском правительстве. Министры считали периодическую печать ответственной за социально-политический кризис, высказываясь за закрытие наиболее радикальных как правых, так и левых изданий. На секретном заседании Совета министров 16 августа 1915 года министр внутренних дел князь Н. Б. Щербатов и государственный контролер П. А. Харитонов признавали, что «„Земщина“ и „Русское Знамя“ вредят не меньше разных „Дней“, „Ранних Утр“ и т. п. органов»[201]. Министр иностранных дел С. Д. Сазонов крайне вредными считал суворинские «Новое время» и «Вечернее время», предлагая их «прихлопнуть», однако Харитонов сообщал, что эти две газеты «неприкасаемые», так как находятся под особым покровительством Ставки. Главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин предлагал нанести удар по желтой прессе: петроградской и московской «Газетам-копейкам». В августе 1915 года во время всеподданнейшего доклада А. В. Кривошеина император «выражал неудовольствие по поводу резкого тона газет и вмешательства их в неподлежащие сферы». Как следствие, министры обсуждали закрытие крайне правых и крайне левых газет с целью устрашения издателей, а также возможности по ужесточению цензуры, игнорируя тот факт, что именно последняя подстегивала фантазию газетчиков. Не желая допускать независимость «четвертой ветви власти», министры обвиняли всю прессу в «распространении слухов в заведомо агитационных целях».

Особенно надо обратить внимание на статьи, которыми в обществе возбуждаются неосновательные надежды и ожидания. Здесь вранье с расчетом – оповестить, а потом свалить на правительство или, еще хуже, на влияния, —

возмущался министр юстиции А. А. Хвостов.

Пропаганда посредством слова позволяла дать максимально четкие идеологические обоснования войны, но велась она и с помощью визуальных образов. Одним из немногих государственных печатных органов, целиком посвященных военно-патриотической пропаганде, был иллюстрированный журнал «Летопись войны». Помимо него патриотическая тематика присутствовала в таких частных иллюстрированных журналах, как «Нива», «Родина» и др. Помимо публикации рассказов, заметок на тему текущей войны, они воздействовали на зрителя посредством своего изобразительного ряда. Выходили и специализированные издания: