было, мы тебе поведаем – здесь очень длинные дни и ночи, спешить нам некуда.

В глубине переходов скрипнула дверь, послышались тяжелые шаркающие шаги. Кто-то неспешно шел по проходу. Кто-то из заключенных заговорил с идущим, тот ответил коротко, не замедляя шага.

Дойдя до клетушки Нины, человек остановился, поднял повыше светильник, что нес в руке. Огонек осветил седую бороду, косматые седые брови и прищуренные глаза, когда-то, видать, карие, а сейчас потускневшие, как будто выгоревшие. Смотритель тюрьмы разглядывал Нину.

– Никон попросил тебя здесь подержать, а за что – не поделился. Вроде как тайна, сказал, государственная. Свояку я отказать не могу, может, ты расскажешь, за какое преступление тебя сюда привели?

Нина молчала, мысленно проклиная Никона.

Смотритель пожал плечами:

– Видать, и правда тайна, раз даже ты, женщина, молчишь. Вот, Никон велел тебе передать. – Он протянул ей сверток. Нина пощупала – ткань толстая, шерстяная, и внутри что-то завернуто.

А мужчина тем временем прислонился к решетке плечом и продолжил тихо, почти шепотом:

– Я слыхал про тебя, Нина-аптекарша. Говорят, у тебя муж был искусный аптекарь. Может, от него что осталось? Я животом страдаю, а лекарь местный кровь мне пускает да рвотным корнем поит. Я уже еле хожу, слаб стал, а в тюрьме мне слабым быть негоже.

Аптекарша вздохнула:

– Ты скажи, почтенный, что за страдания у тебя? У меня с собой корзинка есть, травы у меня не отобрали. Может, и найду, чем помочь, да только понять бы, что за беда.

Он наклонился к самому ее уху и зашептал.

Нина слушала, кивала, изредка спрашивала тоже шепотом. Потом сказала:

– Кровь побереги, понадобится она тебе. То, что от несварения тебе надо средство, это верно. Да только не одно послабляющее, а еще и укрепляющее. А главное, ты еду должен есть другую. Сласти тебе нельзя совсем, да и хлеб со сдобой, пожалуй, тоже пока не надо. Вот сквашенное молоко может помочь, надо попробовать.

Нина порылась в корзинке, достала несколько мешочков. Благо, когда собиралась на скифское подворье, трав взяла разных немало. Шевелила губами, произнося беззвучно состав. Закончив, протянула ему пару мешочков со смесью трав.

– Ты, почтенный, этот мешочек с белой ниткой замочи в кипяченой воде, дай постоять. А потом съешь половину вечером, но до ужина. И ужинать только через час садись. А вторую половину – утром до завтрака. А второй мешочек с зеленой нитью залей кипящей водой в глиняный кувшин. На час оставь, а потом пропусти через чистую ткань. Травы выброси, а отвар пей после еды через час-другой. Да смотри, сластей не ешь!

Мужчина поблагодарил, спрятал травы за пазуху.

– Ты, ежели что понадобится, скажи. Я дважды в день здесь прохожу, поутру и перед сном. Никитосом меня кличут.

Нина, поспешно достав из пояса номисму, из тех, что взяла за кольцо заплатить, прижала лицо к решетке и прошептала еле слышно:

– Позволь мне, почтенный Никитос, через тебя весточку передать. Великому паракимомену Василию вели сообщить, что Нина-аптекарша в тюрьме. Вот тебе от меня благодарность, да и он, думаю, не обидит.

Мужчина взял монету, окинул Нину удивленным взглядом. Аптекарша простая, а сикофант ей свертки передает, сама она Нофа известить просит да платит золотом. Кивнул ей на всякий случай вежливо и повернулся к выходу. Задержался у решетки Таисии, спросил что-то тихо. Она не ответила. Он, подождав немного, просунул небольшой сверток сквозь прутья решетки и двинулся дальше.

Глава 16

Масло зверобойное

Стебли и листья зверобоя порубить, размять, сложить в высокий горшок, чтобы до половины заполнить. Залить оливковым маслом доверху. Поставить в кипящую на огне воду, накрыть сложенной в четыре раза холстиной. Убрать с очага после прочтения молитвы Богородице десять раз. Дать остыть, закрыть промасленной тряпицей, оставить настаиваться. Через три дня пропустить через пропаренную холстину, отжать старательно. Масло хранить в подполе, в темноте.

Из аптекарских записей Нины Кориари

Василий вернулся в свои покои. У тяжелых шелковых занавесей перед входом мялся Игнат – слуга Василия, один из евнухов, что выросли при дворце с младенчества и были преданы его обитателям. Он склонился перед великим паракимоменом. Василий нахмурился и прошел в комнату. Игнат проскользнул за ним.

– Великий паракимомен, смотритель тюрьмы просил передать тебе весть.

– Магистр оффиций[42] не может справиться с заключенными сам? – Василий резко выдохнул и провел краем плаща по вспотевшей шее. В каменном дворце было прохладно, но, пока он быстро шел по дорожкам сада, солнце успело от души его опалить.

– Мне сказали, что эта весть предназначена только для твоих ушей. Но, если прикажешь, я пошлю весть к почтенному Петру.

– Прикажу. И вызови ко мне декарха манглавитов[43] с западной проездной башни.

Игнат, склонившись, вышел.

* * *

Дверь аптеки дрогнула под резким стуком. Фока вздрогнул. Кого там нечистый принес опять? Он бесшумно подошел к двери.

Стук повторился. Фока вжал голову в плечи, не дыша опустился на колени, заглянул в щель меж полом и деревянной толстой дверью. Не латинская обувь и не арабская. Высокие сапоги-кампаги, что носят местные стражники и воины.

Стражник помялся еще на крыльце, стукнул опять. Повернулся уже уходить. Фока тихо выдохнул. Но с улицы раздался противный голос Митрона:

– Ты, почтенный, за аптекаршей? Ее-то, говорят, уж второй день как нет. Да там, верно, ее подмастерье. Ленивый парень, разбаловала она его – спит, небось, на дворе. Стучи сильнее, он, глядишь, и проснется. Оболтус он. Уж у меня бы подмастерье не ленился, уж я бы с него три шкуры спускал, – суетливо сыпал словами Митрон.

Фока не видел, что произошло, но стражник шагнул с крыльца, что-то негромко произнес. Голос Митрона изменился, он загнусавил:

– Да я же просто мимо шел. Я воду разношу, ничего больше и не знаю. А куда аптекарша пропала, мне неведомо. А только знаю, что шептались, что арестовывать ее придут. А она такая, ее арестовать-то давно надо. Где ж это видано, чтобы баба торговлю держала…

Фока решился. Кашлянул, чтобы голос казался грубее, скинул засов на двери и вывалился на крыльцо. Едва не упал, зацепившись рукавом туники за крюк. Кинул на Митрона опасливый взгляд. Склонился перед крепким немолодым мужчиной в кожаных латах, затараторил:

– Аптекарша Нина, почтенный, и правда пропала. Я ее подмастерье, Фока. Вчера ее не было весь день, сегодня утром опять не появилась. Я уж того… к эпарху поутру бегал, просил найти ее – прогнали. Может, ты, уважаемый, эпарху соизволишь донести? Ведь,