Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сделала себе немного мате, чтобы приободриться перед тем, как огорошу его плохими (надеюсь) новостями. Я ждала Клаудио несколько больше двадцати минут. Даже целых сорок минут. Оставалось лишь гадать, что же могло так задержать его. Я представляла себе, как он с гордостью объявляет Фабиану и Тете о том, что совсем скоро будет праздновать победу. Клаудио притворялся, будто хочет держать все в тайне, но в чем тогда смысл обманывать жену, если не можешь похвалиться победой?
Мой мате уже «задохнулся», как здесь говорят, то есть потерял аромат, а Клаудио все не появлялся. Хватит ждать! Плохо его дело! Я дала Клаудио шанс — он упустил его. Все по чести. Ложусь спать!
И проходя в спальню мимо книжного шкафа, я бросила взгляд на потрепанную книгу — «Дневник Бриджит Джонс». Отчего-то я вспомнила одну сцену. Марк Дарси является к Бриджит, надеясь пригласить ее на свидание. Однако Бриджит не слышит звонка. Она сушит волосы… Я осторожно положила фен на полочку…
3 сентября 1999 года
Куда бы вы ни отправлялись в Буэнос-Айресе, все всегда происходит одинаково. Вы садитесь в такси, рассчитывая, что так доберетесь значительно быстрее, но в конце концов сожалеете, что не выбрали автобус или метро, ибо цена, которую вы платите за поездку, оказывается слишком велика. Но не та цена, которую показывает счетчик. Такси в Буэнос-Айресе дешевы. Я имею в виду моральный ущерб, нанесенный вам словоохотливостью таксиста. Вам приходится не просто ехать, а выслушивать все его замечания, комментарии, впечатления. Бесконечные саркастические монологи отпечатываются в вашей памяти и весь остаток дня изъедают вас изнутри, воздействуя на вашу психику. Создается ощущение, что таксист — самая ужасная в мире профессия. Кажется, что все они — на грани безумия. И, как следствие, сводят с ума тех, кого везут.
Возьмем хотя бы мой сегодняшний день. Я опаздывала на урок испанского — потому, собственно, и поймала такси. Конечно же, мы застряли в пробке, и я битый час выслушивала и бурные инвективы шофера об экономической ситуации в стране, и его собственную интерпретацию происходящего.
«Que bronca!» — бормотал он, периодически оглушительно сигналя, словно в подтверждение своих слов. Повторяя это «que bronca» каждые две секунды, он выражал ту уникальную, которую я наблюдала лишь в Аргентине, смесь ярости, отвращения, разочарования и досады, которые у жителей этой страны слились в одно чувство, настолько глубоко упрятанное в их душах, столь нежных и трогательных, что, чтобы вызвать его к жизни, надо перевернуть им сердце. Аргентинское bronca — это темная сторона обычно lite[54]луны.
Мне поездка показалась нескончаемой, хотя таксисту удалось снова вернуться на светлую сторону жизни. К сожалению, я уже настолько усовершенствовала свой испанский, что не могла полностью игнорировать услышанное. Иногда я притворялась, что не все понимаю, однако достоверно притворяться у меня не получается. Причем бесит меня не обхождение таксистов, которое может быть не слишком деликатным, а совсем другое: они относят себя чуть ли не к интеллектуальной элите. Во всяком случае, рассуждают тоном превосходства и поучают своих клиентов банальностями, преподнося их как перлы премудрости. Послушать вот этого, Энрике Фернандеса, так во главе государства стоят сейчас бандиты: упадок в стране, начавшийся два года назад, целиком и полностью на совести этих свиней, и их бы следовало немедленно казнить. Я, мучимая скукой, издавала с заднего сиденья в соответствующих местах сочувствующие возгласы. Вершиной же филиппики явилось декларируемое намерение собственноручно исполнить приговор. Тут я простонала. Надеюсь, меня пристрелят прежде. По крайней мере это избавит меня от жуткой головной боли.
Замечу, я бы не сказала, что страна в таком уж страшном состоянии, как его описывает Энрике. Индикатор для меня — кафе. Круглые сутки там толпится народ. Все, даже старики, которые в других странах, имея чувство такта, не мозолят глаза окружающим и тихонько сидят дома перед телевизором, тут ведут активную жизнь, как ни в чем не бывало обмениваются сплетнями и болтают о том о сем за чашечкой lagrimas (лагримас — молоко с «капелькой» кофе) или бокалом безалкогольного шампанского. И глядя на все это, трудно сказать, сколько сейчас времени — четыре вечера? шесть утра? И вообще, какой сегодня день недели — понедельник? пятница? Так какая разница, какой режим в стране, если людям в ней живется уютно? Не понимаю я, на что жалуется Энрике! Мне кажется, по сравнению с Буэнос-Айресом Нью-Йорк производит гораздо более унылое и гнетущее впечатление.
30 сентября 1999 года
Если поставить рядом Хулио и Хосе Варгасов, можно сразу сказать: Хулио красив, Хосе сексуален. Но это только если вы поставите их рядом и сравните. Если же нет (то есть когда вы застали одного без другого), то кто из них кто, с уверенностью сказать невозможно. Нет, они не близнецы, просто очень похожи. И сей факт может привести к неприятным последствиям, что и произошло со мной однажды ночью в «Рефази».
Различать Хулио и Хосе нужно хотя бы по одной причине. Хосе — партнер легендарной Грасиэлы Гомез, иначе известной как Розарина, подарок Небес всем танцовщицам танго. Хулио с ней не танцует (что тоже настоящий подарок Небес — для нее). Я, пожалуй, даже рискну утверждать, что танцевать с Хулио опасно для жизни.
И не думайте, что я пришла к подобному выводу умозрительно. Хулио смотрится на танцполе так же хорошо, как Хосе, но у него есть один недостаток. И я не говорю о полном непонимании значения слова «вести», что само по себе уже непростительно. Нет, самое непоправимое состоит в том, что он, можно сказать, слеп. Летучие мыши и то видят лучше, чем Хулио! А поскольку он должен вести, а у него это не получается, в конце концов вам приходится брать на себя активную роль и руководить процессом. Конечно, если только вы не возражаете, когда вас толкают, а вы в этот момент извиняетесь перед другой парой за то, что наступаете им на ноги, и тут же натыкаетесь на столы, стулья и другие неодушевленные предметы. Короче говоря, сравнивать Хосе с Хулио — это все равно что сравнивать прекрасный сон с ночным кошмаром.
Прошлой ночью в «Рефази» (вот что значит не везет!) был кто-то один из братьев Варгас. Вопрос на миллион долларов: кто именно? Нужно было срочно ответить на него, учитывая, что Варгас, не знаю уж который, подал мне сигнал и пригласил танцевать. Если это Хосе, то правильнее всего улыбнуться (мысленно подпрыгивая от радости) и устремиться к нему (прилагая массу усилий, чтобы не наброситься на него с криком: «Я вся твоя! Я вся твоя!», если удастся держать себя в руках). Однако если окажется, что это не Хосе, а Хулио, то такое поведение станет непростительной ошибкой. В подобном случае следует прибегнуть к технике «hacerse la boluda». Приблизительный перевод звучит так: «косить под дурачка», то есть притворяться, что «вы просто не понимаете». Итак, я принялась весьма искусно изображать из себя идиотку. Это основное правило выживания на милонге. Уже не знаю, сколько раз мне приходилось притворяться, что я не замечаю парня, стоящего в углу и отчаянно пытающегося поймать мой взгляд.