Следующая встреча Ларисы с Вероникой состоялась спустя месяц после этой истории. Николай уже сидел в следственном изоляторе для малолетних преступников в ожидании суда.

Лариса без телефонного звонка приехала к Веронике, которая после ареста Панаева перебралась в его квартиру, без телефонного звонка, словно чувствовала за собой какую-то вину. Хотя поступить иначе Лариса не могла и с самого начала не думала никого выгораживать, будь то Вероника, или Панаев, или кто бы то ни было еще. Просто цепь логических умозаключений помогла восстановить ей картину происшедшего и досконально разобраться в мотивах, толкнувших на преступление подростка.

Она приехала к Веронике, чтобы та не держала на нее зла, хотя своей женской интуицией понимала, что такое вряд ли возможно. Но, поразмыслив еще немного, она пришла к выводу, что, возможно, у Николая действительно не все в порядке с психикой, поэтому было бы не лишним подсказать Веронике возможный вариант спасения его от тюрьмы.

На пороге дома ее встретила убитая горем женщина. И следа не осталось от прежней пустышки Вероники с бриллиантовыми побрякушками и умопомрачительными туалетами, несущей вздор из модных журналов. Раньше она больше походила на героиню какого-нибудь латиноамериканского сериала со всей их фальшивой сентиментальностью и внешним лоском. Теперь на Котову смотрели глаза уставшей от горя женщины, постаревшей за месяц лет на десять.

Котова ожидала любой реакции, вплоть до того, что Вероника бросится на нее с ножом. Она боялась посмотреть ей в глаза: ведь именно из-за нее, Ларисы Котовой, Вероника стала тем запуганным, съежившимся от горя существом, которое теперь предстало пред глазами частного детектива.

Но Вероника повела себя как-то безвольно.

— А, это ты? — безразлично спросила она и пропустила Ларису в прихожую. — Видишь, какой я стала благодаря тебе?

— Вера, ты извини, но сама понимаешь, именно ты меня попросила выяснить, кто настоящий убийца. Я вообще в тот день не хотела никуда идти.

— Ладно, видно, такая судьба, — махнула рукой Вероника и тяжело вздохнула. — Заходи на кухню. Мама, у нас остались сигареты?

— Остались, — грустно послышался непривычный уху спокойный голос Нонны Леонидовны.

Она не напоминала теперь вечно всем недовольную фурию с поджатыми напомаженными губами. Лариса даже подумала, что черный платок на голове мадам Харитоновой и скромное платье подходили ей куда больше. Она в этом виде вызывала несомненную симпатию.

В доме царил беспорядок, словно жизнь со всей ее пошлостью и цинизмом беспощадно ворвалась в этот оазис благополучия, где только и было дела счастливым обитателям, как строить друг другу козни, сплетничать и интриговать.

Но вот экстремальная ситуация — и Лариса отметила явную перемену отношения к жизни матери и дочери.

Затянувшись сигаретой, Вероника произнесла:

— Знаешь, Ларочка, я-то поначалу тебя обвиняла. Как Колю увели, я три дня в истерике билась. С мамой чуть удар не случился. Да и вообще на все по-другому теперь смотрю… Жизнь, она какую-то ценность для меня приобрела, что ли… Только бы решилось все это дело, но я уже ни на что не надеюсь. Я бы, наверное, и солнечному свету теперь бы радовалась…

И Лариса, ощущавшая упоение и гордость от победы в расследовании, в этот момент почувствовала и необыкновенную жалость к своей подруге и ее сыну.

Дождавшись окончания эмоционального монолога Вероники, она спросила:

— У вас есть связи в психиатрии?

— Что? — не поняла Вероника.

— Я говорю, есть кто-нибудь, кто мог бы помочь Николаю составить нужное медицинское заключение?..

Вероника покачала головой.

— Тогда я поговорю со своим знакомым психологом, — сказала Лариса. — Мы с ним обсуждали этот случай, и он подозревает подростковую психопатологию.

Вероника испуганно посмотрела на Котову.

— Нужно выбить справку о том, что Николай состоял на учете у психиатра, — продолжала Лариса. — А диагноз может звучать примерно так…

Котова открыла свою сумочку и вытащила оттуда бумажку.

— Извини, я не смогла это запомнить, — объяснила она. — Короче, это звучит как «психопатия с ярко выраженной декомпенсирующей реакцией», — прочитала она по бумажке. — А это уже серьезно, дает возможность поставить уж точно состояние частичной невменяемости, а хороший адвокат легко выбьет и полную.

Нонна Леонидовна и Вероника с ужасом смотрели на Ларису.

— Ты хочешь сказать, что Коля — ненормальный? — выдавила из себя Вероника.

— Какая теперь разница! Лучше психбольница! Ты хоть понимаешь, что с ним произойдет за те годы, что он просидит в тюрьме? — первой пришла в себя Нонна Леонидовна.

— Но ведь он потом не сможет нигде работать! — заныла Вероника.

— Да ты что, дура?! Зачем работать?! Мы — богатые люди, — вспылила мать, и Лариса тут же узнала прежнюю Нонну Леонидовну.

— Диагноз можно со временем снять, — спокойно заметила Котова. — Анатолий говорил: то, что у взрослых психопатия, у подростков — норма. И с возрастом диагноз этот можно будет снять. Это просто тактический ход, который совершенно не отразится на его профессиональной биографии. Самое большее, что грозит твоему сыну, — это изнурительное обследование в психбольнице в течение трех месяцев. Но, думаю, ему это не помешает.

— Конечно, — поддержала ее мадам Харитонова. — Вы поговорите, Лариса, поговорите со своим психологом… Мы отблагодарим.

— Благодарить придется других людей, тех, кто будет писать справки, — отрезала Лариса.

— Нет, — покачала головой Нонна Леонидовна и вдруг решительно вышла в другую комнату.

Спустя минуту она вернулась, неся в руке маленькое кольцо с бриллиантом.

— Это обручальное, которое Панаев подарил Веронике. Все равно оно без надобности — они ведь вместе не живут. Да я никогда и не хотела этого брака, — махнула рукой Харитонова-мать.

— Как? Но ведь вы живете в его квартире?! А где он сам? — удивилась Лариса.

— Он отсюда съехал. Сказал, что не может после всего здесь больше быть. А квартиру оставил мне, правда, еще не успел выписаться, — объяснила Вероника.

— А с Либерзоном ты тоже рассталась? Ты же говорила, что хочешь вернуться к Панаеву.

— Она, конечно, хотела бы, — язвительно заметила Нонна Леонидовна. — Мать ведь только плохого желает! Мама же дура! Мама же первый враг! Семью, видите ли, я им разбила. А я всегда чувствовала этого человека…

— Что вы чувствовали, Нонна Леонидовна?

— Предвидела. После того как его отпустили, а Колю арестовали, она поехала к нему, и вы представляете, что он ей устроил?

— Что?

— Мама, я сама расскажу! — нетерпеливо перебила ее Вероника. — В конце концов, это моя личная жизнь.