– Он себя великолепно чувствует, еще никогда не был таким бодрым, – ответила Изабелла.

– Неужели? Я очень рада.

У госпожи Полан был удивленный, почти разочарованный вид. Так как стояла зима, она снова надела кроличью горжетку.

– Ну что ж, дорогая мадемуазель Изабелла… Ах, извините, я хотела сказать – госпожа Меньерэ, никак не привыкну… Выходит, вам больше повезло, чем мне, – сказала она. – А мой, вы знаете…

– Что случилось, Полан?

– Все еще не вернулся. Но мне известно, где он. И я не решаюсь просить развода не только из религиозных соображений, но еще и потому, что хорошо его знаю! Сейчас он пленник плоти. Но если я потребую развода, он способен покончить с собой! Ведь в сущности он меня любит…

Она приложила к уголкам глаз, а потом к кончику носа скомканный платочек.

– Бедняжка Полан! – сказала Изабелла.

– К счастью, я помногу занята у генерала, и это меня отвлекает. Я делаю для него все, что в моих силах. Он постоянно твердит: «Полан – мой начальник штаба!» Мы с ним отлично ладим. Его мемуары сильно продвинулись, это очень увлекательно!

Гостья удалилась, а Изабелла так и не поняла, зачем Полан приходила. Но оказалось, она появилась всего лишь на несколько часов раньше…

Среди ночи телефонный звонок разбудил профессора Лартуа, из трубки доносился голос обезумевшей Изабеллы.

– Доктор, приходите сейчас же! Оливье… мой муж… Умоляю, сейчас же… – кричала она.

В квартире все было перевернуто вверх дном; Оливье Меньерэ с выкатившимися глазами лежал, уткнувшись лицом в окровавленную подушку. Струйки еще не свернувшейся крови текли у него из носа и изо рта. Лартуа оставалось только констатировать смерть.

Изабелла со следами крови на волосах, на шее и на вороте ночной сорочки, забившись в кресло, тряслась в нервном припадке и вопила:

– Это ужасно! Ужасно! Нет, нет!.. Он был рядом, возле меня! И вдруг эта кровь! Нет!.. Он сжимал меня с такой силой, это просто ужасно! Он душил меня! Я не могла освободиться! Мне пришлось позвать прислугу! Ужасно!

– Довольно, успокойтесь, милочка, – жестко сказал Лартуа.

– Не может быть! – выкрикивала она. – С такой силой!.. Ужасно!

Лартуа заставил ее встать, отвел в ванную и губкой сам смыл с нее кровь.

– Недурное занятие! – пробормотал он.

– Доктор, скажите, это моя вина? Моя? О, не может быть!..

– Ваша вина… не ваша вина… Прежде всего это его вина, – ответил Лартуа. – В сущности, не такая уж плохая смерть. Спрашиваю себя, не хотел ли и я бы так умереть… Холодная вода вас немного освежила, не правда ли? Где у вас аптечка?

Она сделала неопределенный жест.

– Где у вас аптечка? – повторил он, обращаясь к горничной, которая испуганно ходила за ним по пятам.

Та открыла маленький белый шкафчик, висевший на стене.

Лартуа стал перебирать склянки; он обнаружил коробку без этикетки с маленькими беловатыми крупинками. Лартуа раздавил одну из них пальцами и, поставив коробку на место, сказал:

– Да, оказывается, это его вина. Как глупо принимать такую пакость!

Потом он взял трубочку со снотворным и заставил Изабеллу проглотить две таблетки; убедившись, что в аптечке больше нет ядовитых лекарств, он из предосторожности положил трубочку к себе в карман.

Изабелла, заливаясь слезами, нервно вздрагивала.

– Что мне делать? Что со мной будет? – стонала она. – Это ужасно!

– Прежде всего ложитесь спать, – сказал Лартуа. – Пусть вам дадут горячего чаю, а горничная посидит возле вас. Завтра утром я снова заеду.

– А он? А он? Бедный darling! Что нам делать? – рыдала Изабелла.

И вдруг, повернувшись к горничной, приказала:

– Пошлите за госпожой Полан. Она займется всем.

Жан Ноэль внимательно рассматривал в зеркале свое худенькое тельце с выпяченным животиком. Это было утром в день его рождения.

– Обманули! – закричал он. – Обманули! – И затопал ногами.

Целую неделю все твердили, что скоро ему исполнится шесть лет и он станет взрослым, а поэтому надо быть умником, нельзя высовывать язык и гримасничать, когда становишься взрослым, пора наконец научиться вести себя как grown up…[10]

– What’s the matter with you?[11]– спросила мисс Мэйбл, прибежавшая на шум.

– А я вовсе не взрослый! Я опять маленький. Меня обманули!

– Say it in English[12].

– Нет! Не буду я говорить по-английски. Не хочу! Я опять маленький! I am not a grown up[13]. Мари Анж!..

Слезы отчаяния текли по его щекам. Он и в самом деле надеялся проснуться таким же большим, как отец, и вот день начался с катастрофы.

Жан Ноэль хотел тотчас же, голышом, бежать к сестре и призвать ее в свидетели. Мисс Мэйбл с трудом уговорила его сперва умыться и одеться. Он исцарапал гувернантку, дернул ее за волосы. Она пыталась объяснить, что даже его сестра тоже еще маленькая:

– …And you see, she’s older than you[14].

– Да, но она женщина, – возразил Жан Ноэль.

– Now. It’s a big surprise for you this morning… Your grandfather[15].

– Which one?[16]– спросил Жан Ноэль.

Он никогда не знал, о ком идет речь: о старом Зигфриде или о великане Ноэле.

– Your greatgrandfather[17], – уточнила мисс Мэйбл.

Без десяти девять Жана Ноэля, одетого в нарядный бархатный костюмчик с белым воротником, привели к дверям спальни его прадеда. Появился барон Зигфрид. Ему было уже девяносто четыре года. Он совсем одряхлел, ходил, тяжело опираясь на трость и выставив вперед морщинистое землистое лицо с длинными изжелта-белыми бакенбардами, огромным носом и вывороченными веками; он напоминал теперь и древнюю химеру, и загадочного сфинкса.