Методом исключения приходим к выводу, что в социуме, переживающем острый кризис, доминировать будут философы. Может, я не совсем понятно разжевал, что это за категория граждан, но вроде бы выразился предельно ясно – это люди, владеющие знаниями о принципах устройства мира (социума). Не надо путать людей, понимающих устройство социальных конструкций, с балаболками, любящими потрендеть о смысле жизни под пивасик, или с выпускниками факультета философии провинциального университета. Что эти люди смыслят в практическом мироустройстве, каким жизненным опытом руководствуются, какой идеей?

Кстати, впервые о механизмах преодоления БП и о движущей силе этих процессов я задумался в тюрьме, переваривая свои наблюдения. Это своего рода микро-БП на ограниченном пространстве. Здесь есть и обыватели (основная масса тюремного люда), и бандиты (беспредельщики, делающие ставку на насилие) и философы, понимающие принципы мироустройства (в данном случае мироустройства тюремного), и есть неблагоприятная, стрессовая ситуация, в которой оказываются все без исключения арестанты.

Всегда во внутренней жизни тюремного общества абсолютно доминирующие позиции занимали философы, то есть умудренные жизнью сидельцы, опирающиеся на авторитет, а не на насилие. Да, в отдельных случаях могут доминировать беспредельщики, как например, на так называемых «красных» зонах или тюрьмах. Но тут есть один нюанс: беспредельщики не являются самодостаточной силой, они доминируют лишь в тех случаях, когда администрации учреждения удается подчинить их себе и хорошо мотивировать на беспредел. То есть администрация в данном случае выполняет роль некой внешней сверхсилы, которой во время БП быть не может (разве что инопланетяне прилетят и попытаются рулить движухой, превратив бандитов в своих зомби).

Простой обыватель, какими бы колоссальными ресурсами не располагал, так же не имеет шанса занять доминирующее положение в тюрьме. Знавал я коммерсантов, которые могли позволить себе иметь немыслимые для тюрьмы блага, жить («ехать», как говорят зеки) в отдельных «номерах-люкс», питаться едой, доставляемой из ресторанов, купить благосклонность администрации и т. д. Но тех богачей, кто пытался реализовать таким образом свое преимущество, я никогда не видел (хотя не исключаю, что они есть). Почему? Для всякого человека, в том числе для самого опущенного быдляка, страшно стать изгоем. Попав в приличное общество, распоследний дегенерат совершенно инстинктивно пытается копировать принятые в данной среде эталоны поведения, а не противостоять им, потому что быть отверженным обществом – самое страшное, что может с ним случиться. Богатеи не исключение.

Это чистая биология. Есть животные, которые потребность в «социуме» испытывают только для размножения, а в остальное время собратьев по виду воспринимают исключительно как конкурентов в битве за выживание, а то и как добычу (многие виды хищных рыб, например). А есть животные, которые существовать могут исключительно сообща (классический пример – пчелы, муравьи). Человек – животное социальное. Потребность жить в обществе себе подобных – наша биологическая программа. С этим спорить бесполезно.

Так вот почему богатенькие буратинки рискуют стать изгоями в тюрьме? Потому что существование в экстремальных условиях резко меняет мировоззрение как отдельного человека, так и всей совокупности индивидуумов. На воле алчность, эгоизм, стремление к роскоши являются добродетелями. С самых юных лет ребенку внушается, что главное – личный успех, мерилом которого является комфортные условия существования (награда за усилия, затраченные для достижения личного успеха). Эта установка десятилетиями вбивается в голову человека родителями, сверстниками, медиа, школой. Весь жизненный опыт человека говорит ему о том, что миром правит не сила морали, а всесильная аморальность; что думать о благе других – глупость несусветная; помоги себе сам, потому что другие тебе не помогут, они – твои конкуренты в борьбе за блага, которых на всех все равно не хватит; кто успел – тот и съел; нагни ближнего своего, пока он не нагнул тебя. Короче, двигатель всех процессов в этом мире – личная корысть.

* * *

Казалось бы, перекроить принципы воспитанного обществом потребления человека, тем более изменить сознание всего человечества, невозможно. Я бы и сам так считал, если бы не видел, как мировоззрение людей фундаментально меняется в течение одного дня. Но для этого нужно соблюдение двух условий – попадание в экстремальные условия и наличие рядом людей с адекватным ситуации мировоззрением (это и есть те самые «философы», понявшие суть вещей). Эти два условия создаются в тюрьме. Привычный мир для человека рушится: для кого-то навсегда, для кого-то – на долгие годы. А в новом, зарешеченном мире действуют свои, общепринятые нормы, отвергнув которые, ты станешь изгоем.

Может, кому-то это покажется невероятным или даже смешным, но тюрьма пропитана радикально социалистической философией. Деньги здесь не дают ни власти, ни уважения, и уж тем более, не обеспечивают вседозволенности. Аскетизм становится добродетелью. Порой приходилось наблюдать, как только что оказавшиеся за решеткой «первоходы» (впервые находящиеся в заключении) с энтузиазмом выменивали свои модные прикиды на… черные телогрейки. Одежда становится знаком, манифестом. Как монахи, одевая черное рубище, отвергают мирские ценности, так и арестанты, избавляясь от всего «мирского», демонстрируют свою приверженность новым идеалам. Культ черного цвета в тюрьме порой приобретает гипертрофированную формы – иные стремятся носить все черное, начиная от трусов и заканчивая кепкой, пестрота в одежде, стремление продемонстрировать свое преимущество путем ношения «престижной» одежды считается чуть ли не признаком «петушатины». При этом никто никому не диктует, как следует одеваться, есть лишь доминирующие в обществе представления о том, как нужно одеваться «правильно».

Кто ведет себя «правильно» – тот пользуется уважением, приобретает авторитет. Кто ведет себя неправильно – уважение теряет, вплоть до изгнания из общества. Исторгнутые из общества называются «опущенные». Процесс «опускания» – это вовсе не акт анального насилия, как наивно полагают многие. Опущенный – это в абсолютном смысле слова изгнание из общества. Опущенный не может есть за одним столом и из одной посуды с остальными, не может спать на одной постели, здороваться с ними за руку, даже говорить, пока не спросят. Поэтому опущенные крайне редко пересекаются с остальными зеками, содержат их обычно в отдельных «хатах» (камерах) – «опущенках». «Опустить» можно только за совершение «смертного греха» по тюремным понятиям, например, крысятничество (воровство), стукачество, попытку обманом добиться более высокого статуса, оговор товарища и т. д., то есть за нарушение базовых принципов тюремной жизни. Однажды «опущенный» индивид не может ничем «искупить» вину, он обречен навечно оставаться в самом низу социальной тюремной иерархии вместе с «петухами» (гомосексуалистами), «красными» (заключенными, запятнавшими себя сотрудничеством с администрацией) и «бээсниками» (от БС – «бывший сотрудник», мент, попавший в места лишения свободы).

А как же «правильно» должны вести себя зеки, живущие «по-черному», то есть придерживающиеся понятий? Перечислять подробности можно долго, сообщаю лишь суть: «правильный» зек считает тюрьму домом, других заключенных – братьями, отвергает насилие как принцип межличностных отношений, аскетичен в еде и быту, общее ставит выше личного. Хорошим тоном считается полный отказ от личного имущества (все мое – общее). Обычно, «поднимаясь» на зону, осужденный оставляет в тюрьме все свое имущество, и это вовсе не потому, что взять с собой много он просто физически не может. Есть принцип, который свято почитается «правильными» арестантами: все, что ты «затянул на хату», остается в хате, даже если тебя «перекидывают» в другую. Опять же, хорошим тоном считается передать вслед «перекинутому» его телевизор, если в хате, куда он переехал, больше народу и нет телеящика (популярная вещь в тюряге, помогает скрасить досуг и утолить информационный голод в условиях существования в изоляции).