Я повернулась к Мадам, но она чуть качнула головой — не надо, не лезь.

— Елена Константиновна! — Это Сова. — Вы все время отвлекаетесь! Быстрее надо работать! Нам тут из-за вас что, до утра сидеть?

Я же еще и виновата!

Результаты оказались вполне предсказуемыми: победил Рубин-старший. «За» — пятьдесят пять процентов. Некрасиво, но я даже немного позлорадствовала.

Еще недели две назад как-то на перемене зашел разговор, кто пройдет в совет. Зайцев доказывал: у предпринимателей сильная команда. Денег много, строят детские площадки, остановки — что еще пиплу надо? А Яковлева: подачки люди примут — не убудет у богатеньких! — но голосовать за них не станут. Нет доверия капитализму.

Рубин-старший, конечно, не обсуждался — ясно, что пройдет. Максим сидел, слушал и вдруг выдал:

— Вы еще подеритесь. Да уж давно решили, кто пройдет, а кто нет. Хотите, угадаю, с каким процентом отец победит?

Все притихли.

Яковлева отреагировала первая:

— Ну попробуй, экстрасенс.

— При чем тут экстрасенс? Миром правит информация.

— Не звезди! Или уже передумал?

— Везде-то ты лезешь, Яковлева, — он почти обиделся. Видно, что рассчитывал на эффектный ход, а тот смазывался. — Семьдесят два процента.

— Ого!

И опять тишина.

— Точно?

— Ну плюс-минус два процента. Но вообще это тот случай, когда погрешность стремится к нулю.

А вот и не к нулю. Хотя стремление, конечно, налицо.

6 марта

Рано я вчера радовалась.

Стремление оказалось даже сильнее, чем я думала.

В пересменку забежала в учительскую за журналом; там, естественно, обсуждали вчерашние события. И вдруг мельком: «Рубин? Конечно, прошел. Семьдесят два процента».

Внутри будто что-то оборвалось.

— Евгения Петровна, вы путаете. Не семьдесят два, а пятьдесят пять.

«Англичанка» даже не задумалась:

— Ничего я не путаю. Софья Валерьевна в большую перемену заходила и говорила. Я сама слышала.

— Не может быть. Я тоже на участке была. В протоколе записано пятьдесят пять.

— Ну не знаю… Тогда сами разбирайтесь…

И презрительно надула губку: мой голос против Совы явно не тянул.

На следующей перемене ко мне зашла Мадам. Не знаю, сама или кто послал. Про Рубина она, конечно, знала. Оказывается, когда ночью документы повезли в избирательную комиссию, их не приняли. Из-за «неправильных» процентов. Отправили переделывать.

— А подписи?

— Все, кто надо, еще были на участке, а остальных, — Мадам чуть замешкалась, — решили не беспокоить.

Вот так — грубо и просто. Тогда зачем вообще кого-то беспокоить? Деньги тратить? Проще заранее каждому кандидату назначить проценты.

Нет, еще лучше: сразу назначить депутатов. Или вообще без них обойтись. Зачем телеге пятое колесо…

Я что-то такое сказала, и Мадам неожиданно вспылила:

— Ты что, действительно ничего не понимаешь? Не понимаешь, чем вся эта игра в права и свободы может кончиться? Мало бардака было в девяностые? Мало Кавказа? Пусть такой, но сейчас порядок. Или тебе революций захотелось?

Раньше она никогда так со мной не разговаривала. Я даже растерялась.

— Просто чтобы было по-честному. И если победил Ерохин, пусть он и станет депутатом. При чем тут революции?

— А ты в курсе, кто такой Ерохин? Пенсионер. Что он даст людям, кроме болтовни? За ним же, кроме обещаний, ничего нет. Значит, результаты будут минимальные, недовольство — максимальное. И это еще в лучшем случае. А Рубин — это дороги, трубы, капитальный ремонт. Понятно, ты еще молодая, от всего этого далека. Но о людях-то подумай…

— Да они уже сами подумали и проголосовали! Зачем еще что-то выдумывать?! И потом, если Ерохин станет депутатом, он тоже сможет и ремонт, и дороги… Можно подумать, Рубин из своего кармана деньги достает!

Мадам даже обрадовалась такому повороту:

— Вот именно — не из своего! А ты попробуй из чужого выбей. Поезди по министерствам, пороги пооббивай, взятки подавай… И не морщись, без них — никак! Сможет это твой праведный Ерохин?

Я решила не сдаваться:

— Но ведь если одного, другого поменять — и давать будет некому и незачем. Разве нет? Рубин, выходит, нужен, потому что умеет ловко взятки совать?

— Нет, милая, это называется «привлекать инвестиции». И повторю: не для себя — для людей. Да, есть определенные недоработки, с чем-то приходится мириться, но ведь во благо общества! А насчет всех поснимать — это, конечно, хорошо. Но чиновники приходят новые, а привычки у них остаются почему-то старые. Другие тоже воровать начнут. А прежние вроде как уже… Думаешь, Ерохин святой? А чтобы менталитет нации изменить, не годы — десятилетия нужны…

Прозвенел звонок, и Мадам, выдохнув, попыталась пошутить:

— Но жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе. Ну подумай сама, Лена… Ты же умная девушка…

А прозвучало как «полная дура»…

Наверное, ее все-таки Сова послала. Разбираться дальше насчет Рубина я не стала. Нет, Мадам меня не убедила. Хотя говорила гладко и складно. Для тех, кто хочет и готов верить, доводов она привела достаточно.

А я не хочу. У нее получается, что добро должно прийти через зло. А так не должно быть. Не тот случай, когда ложь во благо или кровь во спасение. И насчет менталитета: если не пытаться, то он, конечно, не изменится. И почему все обязательно воры? Выходит, и я такая, выпади случай? Но я в начальники и не лезу…

И к Сове не пойду. Ощущение, будто с головой окунули в помойное ведро и выставили на всеобщее обозрение. Во всей этой склизкой мерзости, которая течет, облипает, засыхает толстой коркой и страшно воняет… Не хочу опять в ведро.

А самое гадкое, что все от этой дряни отплевываются, но делают вид, будто во рту была конфетка.

P.S. Одно понять не могу: в комиссии почти все — наши учителя, им-то это надувательство зачем? Спецназ с автоматами за спинами не стоит, а они не просто мухлюют, они еще и стараются! Будто не людей обманывают, а очередной экзамен сдают и пыжатся непременно на пятерку.

Может, это такое профзаболевание?

8 марта

Целый день ждала сюрприза. Сережа опять в отъезде, но не мог же он оставить меня без подарка! Разбаловал, а к хорошему быстро привыкаешь. Видимо, очень сильно ждала, потому что сюрприза получила целых два.

Первый преподнесла мама. Не совсем она, но… Хорошо, напишу по порядку.

В дверь позвонили, когда мы с мамой еще завтракали. Я в нетерпении моментально выскочила в прихожую, но за дверью оказался вовсе не посыльный с цветами и даже не почтальон с телеграммкой в милой открытке. Точнее, цветы присутствовали, но ко мне они не имели ни малейшего отношения: на пороге при полном параде стоял Леонид Петрович.