свиток с шелкового ложа и развернул пергамент, поверхность которого была покрыта изящным шрифтом на латыни.

Когда мой взгляд пробежался по словам, я был удивлен и обеспокоен.

Император предлагал встретиться в Константинополе инкогнито. Также он выражал озабоченность по поводу моих завоевательных походов. Наверное, он хочет обсудить дальнейшую судьбу каганата. Но что больше всего меня напрягало, так это следующая фраза: «Хотелось обсудить безопасность патриарха, гардарские легионеры с его охраной не справляются».

Приглашение в Константинополь, окутанное тайной, было явным свидетельством деликатного политического ландшафта. Я понимал беспокойство императора по поводу моих кампаний. Расширение влияния Царства Гардарики, несомненно, вызвало волну беспокойства по всей Византийской империи. Будущее Каганата было предметом взаимного интереса и, вероятно, ключевой темой нашей тайной встречи. Но здесь обсуждать нечего. На месте каганата — несколько новых княжеств. Но встретиться и обозначить зоны влияния придется.

Однако именно упоминание о безопасности патриарха по-настоящему зажгло искру интереса. Обвинение в том, что его легионеры не выполняют свой долг, было вызовом авторитету и компетентности моих людей.

Такое ощущение, что это была завуалированная угроза, подразумевавшая, что император возлагал на мня ответственность за благополучие патриарха. Может он что-то подозревает? Надо узнать как дела у эсовых послушниц. Я ведь сам хотел встретиться с византийцами. Но не рассчитывал, что это обоюдное желание.

Эта ситуация требовала хитрости, стратегии, которая позволила бы утвердить власть Царства.

— Я примял его приглашение, — заявил я посланнику, — передай императору.

Гонец поклонился и ушел. Умка унес корзину и свиток в хижину.

Я вкратце обрисовал Омуртагу содержание письма, так как из него буквально перло любопытство. Естественно, умолчал роль царства в несчастных случаях новоизбранных патриархов. Там ситуация сложилась так, что патриарха в итоге нет, есть некий совет митрополитов. Такая конструкция обездвижила систему принятия решений. И это играло мне на руку. Рано или поздно византийцы спохватились бы. Так что все разумно. Жаль, что не вовремя.

— От этого приглашения, — начал болгарин тихим грохочущим голосом, — пахнет отчаянием. Император боится растущей мощи Гардарики, и стремится ее обуздать.

— Его опасения не совсем беспочвенны, Омуртаг. Иногда наши амбиции пересекаются, — на моих губах играл призрак улыбки.

Столица Византии служила жизненно важным центром торговых путей, соединяющих мое царство с югом. Эта торговля способствовала экономическому росту и процветанию зарождающейся элиты гардарского царства. Византийская империя с ее централизованной имперской структурой и сложной административной системой, раньше служила моделью для правителей Руси.

Может Император хочет насадить свою структуру управления, а заодно и принять христианство в качестве государственной религии? Возможно. Я не имею ничего против христианства, как религии. Но. Все кроется в этом «но». С точки зрения правителя, религиозный центр не может быть за пределами государства, так как это значит подчинение. Мое подчинение, подчинение всех верующих, а, следовательно, утрата независимости. А утрата суверенитета — это крах всех моих начинаний.

Значит, необходимо завоевать Византию для того, чтобы центр православия был в моем государстве. А это архисложная задача. Либо же не менять славянское язычество и иметь центр этого язычества у себя. Бирки и Рюген должны быть в моем царстве. Одно есть, а остров Рюген захватить легче, чем Византию.

Что ж, решено, быть язычеству вместо христианства. Но официально я пока не буду его утверждать. Всему свое время.

Глава 16

Середина лета 827 г., Балканские горы, охотничья хижина.

За моей спиной осталась охотничья хижина. Солнце отражалось от заснеженных вершин. Я не мог не испытывать чувства благодарности за скромный домик, вымышленных блох и пылкую девушку, спасшую мне жизнь.

Ветер взъерошил мои волосы, принося с собой далекий запах моря. Я и Ходот направлялись в наш военный лагерь. Метик остался с Эсой. Агу не получилось убедить остаться с сестрой. Эстрид еще слаба. Я же направился к столице Болгарского ханства.

Я вспоминал вчерашний разговор с Омуртагом. Он перед отъездом, как бы невзначай, спросил о Триумвирате и моих действий в отношении этих недоделанных масонов. Понимая, что болгарин многое слышал от меня при допросе Филипа, я не стал особо скрывать свои цели. Да и в войске ходит слово «Триумвират» как какое-то оскорбление. Скрывать уже нечего. Наместник вызывает у меня двоякие чувства. Вроде и не дает поводов для беспокойства, но в то же время, по какой-то причине он не вызывает у меня доверия. Интуиция говорит, что не стоит ему верить безоглядно. Наверное, я стал мнительным.

Расследование по делу об отравлении ничего не дало. Солдат-кашевар клянется, что не знает почему бульон был отравлен. Он всего пару раз отходил от котла за солью и приправами. Опытным путем было выявлено, что еда действительно отравлена. Бедный пес, которому скормили блюдо, корчился в судорогах.

Виновных найти не получилось. Опрос свидетелей ни к чему не привел. Причем, партия продовольствия, из которого готовилась отравленная еда была в порядке. Значит, кто-то отравил ее в процессе готовки, когда отвлекся повар.

Ходот обещал следить за всеми, кто находился рядом с хижиной, а Эса грозилась провести свой экспресс-допрос после того, как восстановится.

Ближе к вечеру, когда я вернулся в военный городок, армия встречала меня так, будто я победил в бою с минотавром. Легионеры кричали мое имя и стучали оружием по щитам. Ходот прятал довольную улыбку в бороде. Было приятно и неожиданно. В шатре меня встретили ближники, Радомысл организовал небольшой пир.

Смех и бурные разговоры наполняли воздух, когда мои полководцы рассказывали о событиях прошедших дней. Где-то нашелся скоморох, играющий на гуслях, наполняя лагерь ритмичными напевами, волнующих души наших воинов. Легионеры хлопают в ладоши, их голоса возвышаются в хоре военных песен и народных мелодий, их глубокий бас слышен даже в моем шатре.

Простые воины тоже развлекались. В центре лагеря на грубо отесанных столах разложены простые, но вкусные блюда. Центральное место занимают жареные целиком кабаны, а сочная корочка потрескивает и блестит от жира. Блюда переполнены кусками темного ржаного хлеба, кружочками соленого сыра и тарелками маринованных овощей. Мед, золотой нектар богов, свободно течет из резных деревянных чаш, согревая пуза моих солдат-богатырей.

Некоторые хвастаются своими шрамами, каждый из которых является свидетельством их храбрости и опыта. Другие говорят о своих семьях, женах и детях, ожидающих возвращения в далеких землях Царства Гардарики.

А в шатре начались разговоры о захвате Рима.

— Вечный город, — заявил Ходот глубоким голосом, — жемчужина, созревшая для взятия. Мы должны нанести удар в самое сердце Триумвирата, в источник их силы.

Князь был чуть подвыпившим. Ни разу