цензура отнесла «Санина» к разряду порнографических произведений не вследствие самостоятельного решения, а в результате появившейся в печати критики. Главным аргументом было не столько содержание романа, сколько его читательский успех, то, что «роман этот читается молодежью обоих полов с захватывающим интересом (10 000 экземпляров разошлись в течение двух месяцев, и ныне вышло в том же числе экземпляров второе издание)» (Гишар, 2003). Надо ли говорить, что популярность книги и ее автора после этого только возросла?

Интересный пример того, как разжигалась моральная паника, – широко распространенный в 1907–1910 гг. миф о существовании среди школьников «лиг свободной любви» (Буле, 2002). Первоисточник этих слухов достоверно неизвестен, но многие газеты писали, что в школах Минска, Перми, Орла и других городов десятки школьников собирались вместе и сначала при свете огарков свечей (отсюда – название «огарчество») что-то обсуждали, а когда огарки догорали, начиналась дикая сексуальная оргия. Журналисты уверяли, что евангелием этим подросткам служил роман Арцыбашева «Санин». Проведенная в 1908 г. в Минске по приказу министра просвещения официальная проверка никаких фактов такого рода не обнаружила, тем не менее слухи продолжали распространяться и обсуждаться, причем правые и левые, включая молодежные организации, одинаково негодовали и требовали срочно «прекратить разврат». Реальный политический смысл этой кампании, которую сегодня назвали бы грязным пиаром, состоял в том, чтобы возбудить ярость людей против «порнографии», а фактически – против сексуальности и всего того, что с нею ассоциировалось.

Подведем итоги

Русская культура начала XX в. начала серьезно обсуждать сексуальные проблемы. Издержки и перехлесты этого процесса были неизбежны и закономерны. Однако русское эротическое искусство, в еще большей мере, чем западное, было элитарным, верхушечным. В отличие от привычной, «истинно-народной» матерщины, оно воспринималось и правыми, и левыми как нечто болезненное, декадентское, порожденное кризисом общественной жизни, чуждое классическим традициям, аморальное и эстетически отталкивающее. Метафизический русский Эрос не совмещался с Логосом, а новый индивидуализм приходил в непримиримое противоречие с коллективистической тоской по «соборности».

Вячеслав Иванов недаром называл свой идеал «Эросом невозможного», признавая, что «Дионис в России опасен» (цит. по: Эткинд, 1993. С. 61), а Бердяев позже увидел в большевистской революции «дионисические оргии темного мужицкого царства», грозящие «превратить Россию со всеми ее ценностями и благами в небытие» (Бердяев, 1990б. С. 119).

Что же касается собственно эротического искусства, то его первые слабые ростки не успели укорениться в общественной жизни и были сметены революционной бурей 1917 г.

Глава 7

Однополая любовь

За тобой хожу и ворожу я,

От тебя таясь и убегая;

Неотвратно на тебя гляжу я, —

Опускаю взоры, настигая…

Вячеслав Иванов

Тексты и контексты

Важное место в русской сексуальной культуре XIX в. занимает гомоэротизм. Одним из первых подметил этот факт американский историк Джеймс Биллингтон:

«Кажется, что удивительные и оригинальные творческие жизни Бакунина и Гоголя были в какой-то степени компенсацией их сексуального бессилия. В эгоцентрическом мире русского романтизма было вообще мало места для женщин. Одинокие размышления облегчались главным образом исключительно мужским товариществом в ложе или кружке. От Сковороды до Бакунина видны сильные намеки на гомосексуальность, хотя, по-видимому, сублимированного, платонического сорта. Эта страсть выходит ближе к поверхности в склонности Иванова рисовать нагих мальчиков и находит свое философское выражение в модном убеждении, что духовное совершенство требует андрогинии или возвращения к первоначальному единству мужских и женских черт» (Billington, 1970. P. 432).

Долгое время эта тема оставалась абсолютно запретной и закрытой. Начиная с 1970-х годов американский славист русского происхождения, специалист по истории русской литературы, Саймон (Семен Аркадьевич) Карлинский (1924–2009) опубликовал несколько книг (монографии о Гоголе и Цветаевой), биографических очерков (о Дягилеве, Чайковском, Кузмине и др.) и статей обобщающего характера, в которых впервые показал, что однополая любовь присутствовала в жизни и творчестве многих выдающихся деятелей русской истории и культуры (Karlinsky, 1976, 1987, 1991, 1995; Карлинский, 1991). Изучение истории гомосексуальности было продолжено историками (Энгельштейн, 1996, 2002; Хили, 2008) и литературоведами, авторами солидных биографий П. И. Чайковского (Познанский, 2009), Михаила Кузмина (Богомолов, 1995; Богомолов, Малмстад, 1996), Марины Цветаевой и Софьи Парнок (Полякова, 1997; Бургин, 2000). Постепенно эта тема зазвучала и в отечественной культурологии (Ротиков, 1998; Клейн, 2002; Эткинд, 1996, 2002; Жеребкина, 2002 и др.)

В данной работе меня интересует не сама по себе история однополой любви, а ее место в сексуальной культуре – как общество осмысливало и структурировало ее и какое место она занимает в сексуальном дискурсе. В центре внимания стоит не история отдельной жизни (биография), а социокультурные контексты, в которых формируются и реализуются соответствующие чувства и отношения, будь то народная культура, жизнь закрытых учебных заведений, особая бытовая субкультура, морально-юридический или литературно-художественный дискурс. Первый аспект темы уже затрагивался выше, в этой главе речь пойдет преимущественно о жизни образованных сословий и о художественной культуре.[8]

Учебные заведения

Как и в Западной Европе, гомосексуальные отношения в России шире всего были распространены в закрытых учебных заведениях – Пажеском корпусе, кадетских корпусах, юнкерских училищах, Училище правоведения и т. п. Поскольку явление это было массовым, воспитанники воспринимали его спокойно и весело.

Попытки школьной или корпусной администрации пресекать «непотребство» реального успеха не имели. После очередного скандала с А. Ф. Шениным, которого в 1846 г. за педерастию отстранили от службы и выслали из Петербурга, в столице рассказывали, что «военный министр призвал Ростовцева и передал ему приказание Государя, чтобы строго преследовать педерастию в высших учебных заведениях, причем кн. Чернышев прибавил: “Яков Иванович, ведь это и на здоровье мальчиков вредно действует”. – “Позвольте в том усомниться, ваша светлость, – отвечал Ростовцев, – откровенно вам доложу, что когда я был в Пажах, то у нас этим многие занимались; я был в паре с Траскиным (потом известный своим безобразием толстый генерал), а на наше здоровье не подействовало!” Князь Чернышев расхохотался» (Eros russe, 1988. С. 59).

Эта тема занимает одно из центральных мест в юнкерских стихотворениях М. Ю. Лермонтова («Тизенгаузену», «Ода к нужнику»). Гомосексуальным приключениям целиком посвящена написанная от первого лица большая анонимная (приписываемая Шенину) поэма «Похождения пажа». Лирического героя этой поэмы сразу же по поступлении в пажеский корпус соблазнил старший товарищ, после чего он быстро вошел во вкус, стал «давать» всем подряд, включая начальников, одеваться в женское платье и благодаря этому сделал блестящую карьеру, которую продолжил по выходе из корпуса. В поэме также подробно описаны эротические переживания, связанные с поркой.

Гомосексуальные игры, часто с применением насилия, существовали практически во всех типах школ-интернатов (см. Кон, 2009б).

Н. Г. Помяловский в «Очерках бурсы» описывает напоминающие современную дедовщину