Впоследствии я узнал от Сандипа, что этот Прабху возглавляет фирму, которая занимается информационной безопасностью; по сравнению с ним все остальные члены клуба – просто нищие.

Отец Минакши был главным дистрибьютором проигрывателей His Master’s Voice в Индии. Семья жила в центре Дели, в десятикомнатном доме с прислугой. В старших классах Сандип был влюблен в Минакши, но Минакши не удостаивала внимания или вовсе не замечала его попыток ухажерства. Ее лучшей подругой была Чару, и Сандип одно время набивался к Чару в друзья, надеясь, что та сведет его с Минакши. Но из этого проекта тоже ничего не вышло. «Они были из богатых семей, а я – из бедной, какая уж тут дружба», – завел Сандип свою любимую пластинку, вспоминая школьные годы. Первая красавица класса, солистка школьного хора и победительница городских олимпиад по физике, Минакши вышла замуж сразу после выпуска. Глядя на черно-белую фотографию на трюмо, я, как ни старался, не смог узнать в той болливудской, неправдоподобно красивой чете своих нынешних визави – расплывшегося краснобая и худощавую немолодую женщину с улыбкой, обнаруживающей несколько недостающих зубов.

После джин-тоника гостям были предложены чечевичные крокеты в йогурте «дахи вада», затем – еще пять или шесть закусок. Пока все остальные, сгрудившись вокруг фуршетного стола, накладывали себе с горкой того и этого, Джей-Джей сидел на диване и листал книгу Сэма Харриса «Конец веры». Когда же гости взяли, кто что хотел, и разбрелись с наполненными тарелками по разным углам комнаты, Минакши принесла складной столик, поставила его перед мужем и принялась обслуживать его, поднося то одно, то другое блюдо. В завершение трапезы всех угостили жвачкой «паан» из листьев бетеля, после чего вернулись к джин-тонику, а разговор переключился на традиционную тему крикета. Около девяти начали расходиться: всем надо было успеть еще на какие-то вечерние мероприятия. Засобирались и мы.

Чару

В то утро, когда Чару вызволила нас с Сандипом из трущобного дома свиданий, нам предстоял дальний путь в Уттар-Прадеш, где наш маршрут должен был пролегать через Фатехпур-Сикри, Агру, Канпур и так далее – до Варанаси. Все было организовано в последний момент, так как сама идея этого путешествия возникла спонтанно. После шоу в Красном форте мы утоляли полночный голод в забегаловке BTW, и Чару корила Сандипа за безынициативность. Дескать, чем маяться в майе смрадного Дели, выслушивая пьяный бред бывших одноклассников, уж лучше бы он показал мне что-нибудь из того, ради чего люди ездят в Индию. Когда же Сандип признался, что и сам никогда не бывал ни в Айодхье, ни в Варанаси, Чару с интонацией американского подростка воскликнула: «Road trip!» И добавила, что никаких планов на ближайшую неделю у нее нет, так что, если мы готовы на подобную авантюру, то и она готова выступить в роли нашего шофера.

Как можно, ничего не оговаривая заранее, сорваться с места и уехать на неделю? Неужели здесь так живут? Мне с моим американским рабочим графиком эта вольница показалась более диковинной, чем все Ганеши с Хануманами вместе взятые. Да, да, подтвердил Сандип, здесь так живут! Но, уточнил он, конечно, так живут далеко не все. Приходится признать, что сам он никогда так не жил. Его родители принадлежали к другой прослойке населения: отец – инженер-строитель, мать – школьный инспектор… И я в очередной раз прослушал уже наизусть знакомую историю о детстве моего друга.

У Чару было другое детство и совсем другая взрослая жизнь. По окончании школы она, как и Минакши, сразу вышла замуж, и не за кого-нибудь, а за юриста. В отличие от юного Абишека, выдающего себя за адвоката, и грузного Джей-Джея, по-адвокатски отстаивающего свою позицию в праздных спорах, муж Чару был настоящим адвокатом и даже преподавал юриспруденцию в университете. К сожалению, тяга к преподаванию не покидала его и дома: в часы семейного досуга он любил поучить домочадцев с помощью кулаков. Благочестивой супруге полагается безропотно сносить и такие проявления мужней заботы. Как известно, когда Дхритараштра, царь Кауравов, ослеп, его жена завязала себе глаза, чтобы ни в чем не превосходить своего господина. Вот образец женской самоотверженности и верности. Но Чару было трудно закрывать глаза на тот очевидный факт, что муж изменяет ей с одной из ее подруг. Когда же его внебрачное приключение обернулось судебным иском со стороны любовницы (подруга Чару оказалась девушкой не промах), обвиняемый, который в этом процессе выступал собственным защитником, вызвал Чару в суд для дачи показаний о его безупречном моральном облике. Чару согласилась сказать все, что требовалось для оправдания мужа, но при одном условии: после того как процесс закончится, мерзавец даст ей развод. Вскоре она вернулась под родительский кров, где живет по сей день с двумя дочерьми (младшая заканчивает школу, а старшая недавно поступила в аспирантуру).

Избавившись от благоверного, Чару приобрела независимость, о которой большинство индийских женщин могут только мечтать. Кроме джипа «махиндра» у нее есть мотоцикл; в предутренние часы, когда дороги еще пусты, она гоняет по городу, как байкер, а днем ходит гулять в сады Лоди. Несколько раз в год она ездит в монастырь заниматься випассаной. Но не надо думать, что Чару, как тургеневская барышня, никогда не работает. Художник-модельер, она открыла собственное ателье, и хотя до сих пор ее бизнес не приносил дохода, она не теряет надежды рано или поздно пробиться в индустрии высокой моды. «Скоро она у нас переплюнет Ральфа Лорена», – предрек Сандип.

* * *

За Ноидой пробки кончились, и за окнами «махиндры» замелькала кустарниковая поросль Гангской равнины. В последний кадр столичной жизни, который предстал моему зрению перед выездом из города, вошли пятеро мужчин, невозмутимо испражнявшихся на краю шоссе. На сей раз Сандип воздержался от ехидных комментариев, только развел руками. Но его выдержки хватило ненадолго; следующий красочный кадр не заставил себя ждать.

– Фотографируй, фотографируй! – закричал Сандип, тыча пальцем в лобовое стекло.

Я поднял глаза и увидел уже знакомую картину: навстречу нам несся автобус, под завязку набитый желающими попасть в Дели. Те, кому не хватило места в салоне, сидели на крыше в обнимку со скарбом. Человек двадцать, а может и больше. Стоит водителю резко затормозить или наехать на рытвину, и эти люди полетят с крыши, как какой-нибудь плохо уложенный груз, и разобьются в лепешку.

– Не хочешь фотографировать? Но ведь это же классика, можно сказать, квинтэссенция Индии!

– В том-то и дело. Таких снимков и без меня уже сделано предостаточно.

И все же на подъезде к Агре я не удержался от соблазна сфотографировать «классику». Я запечатлел лачугу размером чуть больше собачьей конуры и чуть меньше сторожевой будки. Над дверью, которая вот-вот упадет с петель, старательно-кривыми буквами было выведено: «Наркологическая клиника».

– Вот это я понимаю! – оживился Сандип. – Такое фото хоть в National Geographic посылай! Не забудь только подписать: «Индия, штат Мудар-Блядеш».

– «Мудар-Блядеш»? Неплохо, неплохо, – с напускной веселостью подхватила Чару. Но было видно, что эта веселость дается ей с трудом. Так очкарик, зажатый в угол на большой перемене, бодрится и даже присоединяется к хохоту третирующей его своры.