оставляли в воздухе красные штрихи на черном; завитки и полоски остывающего тепла складывались в огромную, но недолговечную карту полета. Он всю жизнь за ними наблюдал – и ребенком, и позже, с крыши храма Эйры, где лежал в одиночестве или в обнимку с Бьен, провожая воздушных охотников взглядом.

Но увидеть то, что свисало с двух толстых деревянных столбов, поднимавшихся из воды в сотне-другой шагов от поселка, он оказался не готов.

У столбов кружили три каноэ вуо-тонов, в каждом по двое воинов с короткими луками или копьями. Никто из них не отвел взгляда от подвешенной между столбами твари, не оглянулся на выдвигающееся из камышей каноэ Рука. Словно не люди это были, не мужчины и женщины, а деревянные идолы, каких домбангцы вырезали на оконечностях опорных балок, отгоняя несчастье и злых духов; только, судя по тому, что висело перед ними, не вышло у них отогнать нечисть.

Незнакомая Руку высокая и худощавая женщина, не оборачиваясь, произнесла:

– Оно еще живо.

– Одних убить проще, других труднее, Лу Као, – ответил ей старик, сидевший на носу лодки Рука.

Лу Као метнула взгляд в его сторону.

– Прости, свидетель. Я ждала Удава.

– Он, надо думать, осматривает свои ловушки.

Она, кивнув, снова отвернулась к подвешенной твари.

Свидетель с прищуром разглядывал Рука.

– Стало быть, ты не таких называл «вестниками».

Рук, не в силах отвести глаз от страшного зрелища, медленно покачал головой.

Если то была летучая мышь, он таких еще не видывал. Обычные были не больше его ладони, а эта – выше него ростом, выше любого человека, девяти, если не десяти футов в высоту. Вуо-тоны пригвоздили распростертые крылья к двум столбам, пробив железными остриями костлявые, почти человеческие конечности, на которых держались перепонки. Так же были прибиты к столбам когтистые лапы, и распятый пленник судорожно корчился, бился, напрягая жгуты мышц под темной шерстью. Лицо его словно явилось из кошмара – гладкая, уродливо плоская морда поблескивала, как свежевыбритая щека. Тварь пыхтела широкими, уходящими прямо в череп ноздрями и щелкала клыками с палец длиной. А потом вдруг замерла, разглядывая Рука темными нелюдскими глазами.

Слюнявые челюсти медленно разошлись, и Рук не столько услышал, сколько ощутил вонзившуюся в ухо иглу неуловимо тонкого звука, обжигающую как лед, подобную трещине в разбивающемся сосуде. Он едва не схватился за нож. Привиделось, как он вгоняет клинок в грудь этой твари, проворачивает, рубит, пока от угрозы не останется и следа. Содрогнувшись, он усилием воли остался на месте.

– Что это? – спросил он.

– Мерзость, – сплюнула женщина.

– Загадка, – тихо поправил ее свидетель, – которую задал нам мир.

– Откуда такое?

– Удав изловил.

– Оно летает?

Старик кивнул.

– Летало, пока Удав не сломал ему крыло. – Он указал на жестоко вывернутую из сустава кость. – С этим нам повезло.

– С этим? – Рук развернулся, уставился на старика.

– Их было чуть не десяток, – объяснила женщина. – Налетели на деревню.

– Убили без малого тридцать человек, – подтвердил свидетель. – Со времени лягушачьего мора мы не теряли так много народу разом.

– Как? – резко спросил Рук.

Вуо-тоны, сильные и искусные охотники, справлялись с крокодилами и ягуарами. В дельте они были дома. Любой ребенок умел много дней прожить в одиночку, если случался при нем нож или гарпун. Лягушачий мор – другое дело, с заразой не сразишься, но эти…

– Они налетели до восхода луны в ненастную ночь. Сначала мы их услышали. Этот их… визг. Потом они стали хватать людей. Большей частью уносили в небо, выше, чем кружит болотный ястреб, и оттуда бросали. Кое-кого убили клыками. Укус у них ядовитый. Мы схватились за копья… – Свидетель покачал головой и договорил глухим от стыда голосом: – Я стал стар и нерасторопен.

– Одного ты убил, – возразила женщина.

Свидетель покачал головой:

– Слишком мало. Да и опоздал я. – Взгляд его уставился вдаль. – Это Удав построил людей, загнал всех под крыши, вынудил кхуанов…

– Кхуанов?

– Так мы их называем.

Рук помрачнел. Кхуанами назывались сказочные чудовища, о которых вуо-тоны рассказывали детям.

– Кхуаны из сказок похожи на ящериц. И их не бывает.

Свидетель устало ответил:

– Такое имя напоминает, что мы не все знаем о чудовищах. – Он покачал головой. – На земле они не так опасны.

Женщина крякнула, словно ее ударили в живот.

– Все равно опасны, – признал старик. – Они убили несколько наших в хижинах, но тут драка была скорее на равных. В конце концов мы загнали их, переломанных и в крови, и отдали в жертву Дарованной стране.

– Кроме этого.

– Я наделся что-нибудь от него узнать.

– Узнал?

Старик медленно покачал головой.

* * *

Пока Рук греб обратно к поселку, свидетель так ослаб, что едва мог сидеть. Упрямая решимость, что вывела его из дома, будто растаяла под жгучим солнцем. Он сгорбился, оперся локтями на иссохшие колени и так кашлял, что видно было, как ходят ходуном ребра под безрукавкой.

– Я дойду, – твердил он, пока Рук привязывал каноэ к его плоту, но Руку пришлось почти на себе нести его те несколько шагов, что отделяли лодку от хижины.

Вернувшись в домашний полумрак, старик упал на тростниковую подстилку, закрыл лицо узловатыми руками. Измученный новым приступом кашля, бессильно перекатился на бок, сплюнул в миску и вытянулся, со свистом втягивая воздух.

– Теперь, Кха Лу, ты видишь, почему боги призвали тебя обратно.

Рук помолчал.

Их давний спор желчью подступал к горлу.

«Они не боги и не звали меня. Те, кому вы поклоняетесь, хуже кхуанов. Вам не избавиться от чудовищ, пока вы живете в Дарованной стране».

Только на этот раз он и в себе самом ощущал нетерпение. Каково схватиться с этими тварями, испытать себя против них, ощутить на себе их когти, нанося смертельный удар?..

– Вы их победили, – сказал он, отгоняя видение. – Без меня справились.

– Это только… – с новым кашлем изо рта брызнула кровь. – Только начало.

– Этого ты знать не можешь.

– Войско, – прошептал свидетель. – Твой вестник сказал «войско».

– Я давно научился не верить словам, – покачал головой Рук.

Старик сверкнул на него глазом.

– Тогда зачем вернулся?

Непрошеный ответ рвался с языка: «Чтобы сражаться».

Рук вызвал в памяти статую Эйры. Он попытался представить лицо Бьен, неукротимую доброту ее глаз, но мог вспомнить только горящий ненавистью взгляд Удава.

«Я мог бы порвать его в клочья, – подумалось Руку. – Даже сейчас, таким, каким стал, я мог бы его уничтожить».

Он моргнул, уставившись на бьющие в щели стены солнечные лучи.

– Кем Анх избрала тебя, – бормотал свидетель. – Она вскормила тебя грудью. Она и Ханг Лок вплели свои дары в твои кровь и кость. Воспитали тебя как собственное дитя.

– Я