Уилл снял шляпу, перчатки и пальто, держась подальше от Елены.

— У огня стоит вода для ванны. Я уже искупалась.

Она подалась вперед, шелк скользнул по ней и коснулся кончиков подстриженных волос. Ее груди, больше не спеленатые, колебались под шелком, и при виде этого прелестного колебания Уилл на мгновение замер.

Он бросил взгляд на кровать. В голове толпились безумные возможности. Медная ванна ждала, полотенце лежало на скамье. Две свечи лили свет, отражаясь в зеркале, висящем над комодом. Такую же обстановку он оставил, когда пошел в бордель Марча, чтобы спасти Елену.

— Чем вы занимались?

Она подняла голову и положила руки на полотенце. Треугольник кремовой кожи мерцал на фоне темного шелка халата, и полоска веревки или от шнурка пересекала ее шею.

— Я читала лорда Трастмора.

Он сглотнул.

— Полагаю, после Париса эта чепуха для вас неопасна.

— Я считаю, что она поучительна. Вряд ли у мисс Йелд мог оказаться лучший учитель, чем лорд Трастмор.

Ее легкомысленность вызвала у Уилла взрыв возмущения.

— Вы обратили сегодня внимание на дом моей матери? Да, мои братья — праведный сэр Александр и надменный лорд Давентри, но я-то остаюсь незаконнорожденным. — Движением плеч Уилл сбросил с себя куртку и поискал взглядом графин с бренди.

— Вы всегда выражаетесь с абсолютной ясностью.

Уилл налил себе бренди и сел рядом с Еленой.

— Та часть вас, которая мне нужна, — это не ваша рука, чтобы повести вас к алтарю. Я не тот человек, который, лишив вас ночью добродетели, сделает достойное предложение утром.

Она и бровью не повела.

— Единственное обещание, которое я жду от вас, — это выполнение нашей сделки. Завтра вы отведете меня в бордель Марча.

— Не будьте дурой, милочка. Если сегодня ночью я овладею Еленой Троянской, та девушка, которая прячется за вашей маской умной распутницы, та девушка, которую вы так хорошо скрываете, тоже лишится добродетели.

— Той другой девушки вы совсем не знаете, и она бы вам не понравилась. — Елена грустно улыбнулась. Он знал эту ее улыбку. Она появлялась всякий раз, когда Елена говорила о другой своей жизни — жизни, которую она упорно хочет поставить под удар.

— Значит, эта ночь — ночь Елены. — И Уилл поднял бокал в ее честь.

— Эта ночь будет посвящена лечению ваших ребер. — И Елена взмахом окутанной в шелк руки указала на кровать.

— Вы очень интересуетесь моими ребрами.

— Это единственная часть вас, которая явно сделана не из железа. Хотите принять ванну?

Уилл допил бренди и внимательно посмотрел на Елену. Она вдруг стала такой самоуверенной, что это сбивало его с толку. Он попробовал обдумать это, и его взгляд снова упал на нелепый кусок шнура, висящий у нее на шее.

— Вы туда ходили, да?

— Ходила.

— Черт! — «Почему она так упорно рискует собой?»

— Вы видите, что мне снова это удалось.

— Как далеко вы прошли в доме?

— На кухню.

— И отобрали шнурок у кошки?

Елена усмехнулась.

— Так что же?

Из открытого ворота халата она вытащила веревку, на которой болтался железный ключ.

Елена наклонилась вперед, и Уилл взял ключ в руку. Его пальцы сомкнулись на железе, согретом теплом ее тела, ее груди почти коснулись кончиков его пальцев.

— Хорошая работа. На вид он подходит к накладному замку, скорее всего на наружной двери. — Уиллу казалось, что его голос звучит как обычно, но она резко выпрямилась, и ключ выскользнул из его руки.

Елена встала.

— Теперь можете принять ванну.

В ее голосе послышалась дрожь, от которой Уилла охватило вожделение. Он не двигался.

— Елена, я не вынесу еще одной ночи в постели с вами, если не буду вас касаться.

Елена посмотрела на него так, словно он был особо слабоумным дурнем.

— Лучше помогите мне налить воду. Ведра очень тяжелые.

Тогда он поставил свой бокал и помог ей вылить воду в ванну. Он не мог прочесть ее мысли. Поняла ли она его? Поняла ли, что он может дать ей наслаждение и страсть, но ничего большего? Настолько ли она погрузилась в свою жизнь в качестве Елены, что не сознает реальных последствий их любовных игр?

— Вся Греция терпеть не могла Елену, — сказал он.

Елена наклонила голову, сосредоточившись на кипящем котелке с водой.

— Все женщины должны быть благодарны ей за то, что она осмелилась быть собой, и за то, что отказалась признать свою вину и принять наказание.

Они опростали ведра, до краев наполненные водой, и от тяжести выливаемой воды медная ванна зазвенела.

Он отставил ведро и быстро управился со своей одеждой. Когда Елена увидит, в каком он состоянии, она, пожалуй, будет вести себя иначе. Можно будет на всю ночь запереть ее во внутренней комнате.

Но когда он встал перед ней обнаженным, то увидел в ее глазах не страх, а приветствие, как будто его чертов пенис был старым и дорогим другом, которого она рада видеть. Вот черт!

Уилл шагнул в ванну.

Елене нравилось смотреть на него обнаженного. Сжатая энергия, которая могла выплеснуться во внезапных движениях, шрамы, неустрашимая гордость и великолепие — все это делало его понятным. Зеркала в комнате отражали его со всех сторон. Его кожа не скрывала выпуклости мускулов, очертания сухожилий и костей. Он походил на рисунок светотенью, белизна плеч и бедер резко контрастировала с темными волосами на торсе. Елена оказалась права, полагая, что Уилл и голый все равно будет господствовать в комнате.

Теперь она понимала его лучше. Она ошиблась, решив, что ее обман ранит его не так сильно, как удары жизни или пренебрежение со стороны семьи. Уиллу, который считает себя собственностью сатаны, нужно было верить в добро. Именно его способность верить в добро Елена не должна ранить.

Уилл погрузился в горячую воду, и его окутал пар. Потребовалось много решимости, чтобы не толкнуть Елену на роскошную кровать и не стянуть пояс с ее халата. Уилл поздравил себя с такой выдержкой.

Елена пододвинула табурет и, запустив пальцы в волосы Уилла, начала массировать его уши, виски, затылок и напряженные плечи.

— Откуда вы знаете, как это делается?

— Одна старуха научила меня этим тонкостям… в Трое, когда Парис бывал в плохом настроении, я помогала ему расслабиться.

— Я думал, он был всего лишь вашим очаровательным любовником.

— Вот видите, вам только кажется, что вы знаете эту историю.

— Так расскажите мне о неочаровательной стороне Париса. — Уиллу нужно было как-то отвлечь ту часть своего организма, которая уже билась ровным пульсом желания. Он пока не знал, что он станет делать, когда вода неизбежно остынет.