Даже не будучи дипломированным специалистом в области медицины, можно понять: перед нами вполне классическое течение тяжелой холеры, осложнившейся уремией. Описание, сделанное еще Матвеем Яковлевичем Мудровым, в точности подходит ко всему, что произошло с Петром Ильичем Чайковским: «Сильный внутренний жар, нестерпимая боль, непрестанная рвота и понос; от сочувствия мозга и сердца пульс слабеет, силы упадают, происходят судороги в руках и ногах, поверхность тела холодеет и делается запор мочи».

Холера, именно холера.

Некоторые сторонники теории самоубийства, правда, ведут себя изобретательно: не споря с холерным диагнозом, настаивают, что холерой Чайковский заразил себя намеренно. Специально для этого, мол, и выпил сырую воду. Забывают, что еще за полвека до кончины Петра Ильича было известно: до 90 % пациентов заболевают холерой в легкой форме. Да и в Петербурге в те октябрьские дни 1893 года холера шла на спад. Крайне ненадежный способ самоубийства: пить сырую воду, чтобы с большой долей вероятности заработать лишь понос.

Гуляет по свету еще и байка о том, что во время прощания с Чайковским никаких мер предосторожности не принималось, а доступ к телу покойного был открыт для всех. Однако нетрудно заглянуть в мемуары современников и в газеты того времени, чтобы убедиться в несостоятельности этой теории. Юрий Михайлович Юрьев: «Я сейчас же, как только прочел печальное известие, поразившее всех своей неожиданностью, направился на квартиру к Чайковским, но меня туда не допустили: там производили дезинфекцию». Юрий Львович Давыдов: «В квартиру с останками Петра Ильича, кроме двух-трех ближайших родных, причта, служившего панихиды, и представителей общественного комитета по организации похорон, да и то только после дезинфекции, никто не допускался».

После дезинфекции в квартиру удалось проникнуть отдельным журналистам, но и они свидетельствуют о том же. «Присутствие у изголовья одного лица, поминутно прикасающегося к губам и ноздрям покойного куском светлой материи, пропитанной карболовым раствором, напоминает о страшной болезни, которая сразила умершего», – рассказывала читателям «Петербургская газета». О том же и корреспондент московских «Новостей дня»: «Среди тишины фельдшер прикладывал к устам и ноздрям покойного платок с дезинфицирующей жидкостью».

Именно к тем минутам относится недоуменное свидетельство Николая Андреевича Римского-Корсакова, который в «Летописи моей музыкальной жизни» писал: «Как странно то, что хотя смерть последовала от холеры, но доступ на панихиды был свободный. Помню, как Вержбилович, совершенно охмелевший после какой-то попойки, целовал покойника в голову и лицо».

Есть еще байка о том, что Чайковского якобы хоронили в открытом гробу – и это, мол, еще одно подтверждение теории об отравлении, ведь при холере гроб непременно был бы закрытым. Однако Юрий Михайлович Юрьев пишет про «запаянный свинцовый гроб с прахом Петра Ильича», а Юрий Львович Давыдов так вспоминает о похоронах: «Раздались звуки молитвы „Святый боже!“ и на площадке этажом выше показался гроб, который несли родные. В первой паре шли мой брат Владимир и дядя Модест. Когда они поравнялись со мной, прижатым к косяку окна, я попросил Модеста Ильича уступить мне место. Он был ниже ростом, чем Владимир Львович, и ему трудно было нести тяжелый металлический гроб на вытянутых руках, – он уступил мне место, и я подставил свое плечо».

Об отпевании в Казанском соборе вспоминал и великий князь Константин Константинович: «Давно я не видел такого торжественного богослужения. Пели „Верую“ и „Тебе поем“ из литургии, сочиненной покойным. Мне хотелось плакать и думалось, что не может мертвый не слышать своих звуков, провожающих его в другой мир. Уж я не видел его лица; гроб был закрыт».

Добавим пару значимых для нашей темы деталей: тело Петра Ильича было вначале обернуто в пропитанную сулемой простыню, затем положено в металлический гроб, который запаяли и положили, в свою очередь, в гроб дубовый.

На этом, пожалуй, можно поставить точку.

А завершим эту главу цитатой из газеты «Новости», которая через несколько дней после смерти Петра Ильича горестно писала: «Нет, не хочется верить, что он умер!.. В четверг на прошлой неделе в Петербурге заболело от холеры всего 8 человек, и восьмой был П.И. Чайковский!.. Среди миллионного населения столицы беспощадная эпидемия не могла себе найти более подходящей жертвы!».

Писатель и литературный критик Виктор Борисович Шкловский родился в Петербурге в 1893 году. В раннем своем сознательном детстве он холеру не застал, но слышал много рассказов о ней: «Страшного в мире было не очень много, хотя дети знали про холеру. Холера не проходила и являлась каждый год. Заболевали от нее сотнями.

Няня рассказывала мне как достоверное, что доктора берут холерных и бросают в большую яму, очень глубокую – в ней ничего не видно. Если нагнуться над такой ямой, то только услышишь: „У-у-у…“…».

Год 1895-й был последним холерным годом в России XIX века; первым холерным в новом столетии стал 1908-й. Перерыв более чем значительный, и, казалось бы, у столицы было время подготовиться к натиску болезни – однако Петербург продолжал представлять собой благоприятную среду для размножения холерного вибриона. Качество невской воды оставляло желать лучшего, да и за бурным развитием капиталистического города санитарная комиссия попросту не поспевала: только устраняли один очаг антисанитарии, как открывались десятки новых.

Еще в 1907-м шестая пандемия холеры начала подступать к столице, она оккупировала юг России, а в Петербурге стало расти число больных с желудочно-кишечными расстройствами – но официально и бактериологически холеру диагностировали в столице в декабре 1907 года: первым тогда стал больной Сергей Дубов, поступивший в больницу Марии Магдалины на Васильевском острове.

На Дубове временно все застопорилось, хотя все понимали: эпидемия не за горами. Первый точно диагностированный случай холеры в 1908 году отмечен на исходе лета. Вот как описывал этот эпизод бактериолог Даниил Кириллович Заболотный: «Вечером 17.VIII А.М. вместе с женой и малолетним сыном совершил вечернюю прогулку, был в кинематографе. Возвратившись домой около 10 часов, он выпил только чай с яблоками и лег спать. Около полуночи почувствовал себя тяжело, его прослабило и вырвало. Около 4 часов утра положение его настолько ухудшилось, что жена повезла его в больницу, но по дороге он умер».

Опять стремительное течение болезни! Впрочем, в этом случае холера была установлена только постфактум, уже после официального начала эпидемии. А первая официально зарегистрированная первая смерть от холеры случилась 25 августа 1908 года в Обуховской больнице на Фонтанке: там умер 19-летний башмачник Василий Евдокимов, живший в Полюстрове, по Терентьевой улице, дом № 172.

Экстренное заседание по вопросу о том, есть ли в столице холера, было созвано городским головой Николаем Александровичем Резцовым 27 августа в три часа дня. Главный врач Обуховской мужской больницы Александр Афанасьевич Нечаев доложил собравшимся, что за последние трое суток в его стационаре отмечено уже восемь случаев заболевания, были случаи и в других больницах. По результатам заседания Санкт-Петербург был объявлен неблагополучным по холере – с 28 августа 1908 года.