По предложению следственной комиссии 6-я кавдивизия была расформирована, а командиры, допустившие разложение — начдив И.Р. Апанасенко (будущий генерал армии), командиры 1-й и 2-й бригад В. Книга и К. Анисимов, два комполка преданы суду военного трибунала. Были расстреляны около 400 конармейцев, около 300 человек под угрозой суда дезертировали.

Но настоящий порядок так и не был наведен, грабежи и погромы сопровождали 1-ю Конную и по пути на Южный фронт. Одной из важнейших причин таких явлений стали негодные методы военно-политического руководства, утвердившиеся в объединении. «С. Буденный и К. Ворошилов, — пишет Н.С. Присяжный, — очень ревностно (часто на грани с предвзятостью) относились ко всему, что связывалось с формированием представлений об армии. Делалось это под прикрытием якобы благородной цели — заботы об авторитете армии… но по существу, на практике, выражалось в почти полном игнорировании критических замечаний в свой адрес»[109].

Политическая демагогия, нетерпимость к какой бы то ни было критике хорошо служили членам РВС 1-й Конной. Стоило в июне 1920 г. С. Фази-Жилинскому, направленному в Конармию на должность заместителя начальника политотдела, доложить в центральные партийные и советские органы сводку о политическом состоянии армии, как тут же разразился скандал. Факты антисемитизма и шовинизма, грабежей и насилий в отношении мирного населения и пленных, приведенные в сводке, вывод, что большая доля нарушений дисциплины в армии «берет свое начало благодаря попустительству и поощрению комсостава», вызвали острую негативную реакцию РВС. Жилинский был отстранен от должности и отправлен в политотдел Юго-Западного фронта, а составленная им сводка из-за того, что оказалась «полна оскорбительной клеветы на Конармию и насквозь пронизана мещанским недоброжелательством», — отозвана. Сводка была составлена заново, но теперь уже в угодном для начальства духе.

Такие факты лишний раз убеждали командиров разных степеней, что командование армией не выдаст их ни при каких условиях, отсюда шла уверенность в безнаказанности, какие бы правонарушения, а то и преступления ни были допущены.

Характерно, что уже в ноябре 1920 г. РВС армии принял решение о восстановлении 6-й кавдивизии в прежнем составе да еще с присвоением почетного наименования «Чонгарская». В декабре об этом РВС ходатайствовал перед главкомом. И это в то время, когда, по сообщению инспекции ПУ РККА, «старые больные места… в массе далеко не изжиты».

Что это так, в октябре 1920 г. констатировала армейская партийная конференция: «Армия находится в состоянии кризиса».

Не в силах навести должный порядок, командование 1-й Конной прибегало и к такому испытанному приему, как ссылки на разлагающую деятельность вражеской агентуры. Характерно, что такое удобное объяснение проникло и в историческую литературу. В сборнике документов Главного командования Красной армии один из докладов Буденного, Ворошилова и Щаденко прокомментирован следующим образом: «В сентябре 1920 г. во время марша 1-й Конной армии с Юго-Западного на Южный фронт часть личного состава 6-й кавалерийской дивизии, подстрекаемая контрреволюционными элементами, устроила погром в ряде населенных пунктов по пути следования армии».

Положение не изменилось и по прибытии армии на Южный фронт. О бандитизме, антисемитизме, грабежах и пьянстве в ее рядах информировало Политуправление РВС Республики в отчете за июнь — октябрь 1920 г. Там прямо говорилось, что «буденновцы, заменившие красноармейские части, ознаменовали свое прибытие погромами», и население «напугано налетами и дебошами нашей кавалерии, но в душе озлоблено так, что тыл неблагонадежен и представляет собою серьезную угрозу для армии»[110].

В связи со сложившейся обстановкой командующий Южным фронтом М.В. Фрунзе в письме В.И. Ленину просил обратить особое внимание на «необходимость принятия срочных мер по приведению в порядок в политическом отношении 1-й Конной армии. Полагаю, — писал он, — что в лице ее мы имеем большую угрозу для нашего спокойствия в ближайшем будущем» [111].

В свете этого уже иначе воспринимаешь факт того, что 1 — я Конная при взятии Крыма шла во втором эшелоне. «Десятки лет, — пишет В.Д. Поликарпов, — былинники речистые насаждали, по заданию Реввоенсовета 1-й Конной, легенды о том, как в ночи ясные и в дни ненастные братишка Буденный и первый красный офицер Ворошилов вели беззаветных героев — конармейцев на славные дела; еще в 1923 г. Н. Асеев воспел живую легенду Буденного: Никто пути пройденного / У нас не отберет, / Конная Буденного / Дивизия, вперед!

В те времена ни авторам этих песен, ни широкой общественности не полагалось догадываться о разбойничьих нравах конармейской верхушки, неизбежно отразившихся на состоянии самой армии, охваченной долгим морально-политическим кризисом. Конармейская верхушка старательно пресекала «утечки» сведений о той вакханалии, какая творилась в Конной армии»[112].

Но поскольку «крестным отцом» 1-й Конной выступал Сталин, ни Буденный, ни Ворошилов не только не понесли никакой ответственности, но, наоборот, надежно вошли в кадровую обойму вождя.

В сентябре 1923 г. Семен Михайлович получил назначение помощником главкома по кавалерии. Он также возглавил инспекцию кавалерии РККА, стал членом Реввоенсовета СССР. Вместе с Ворошиловым Сталин активно использовал его в противостоянии с Троцким. Борьба увенчалась успехом: январский пленум ЦК РКП(б) в 1925 г. признал невозможным дальнейшее пребывание Троцкого на постах наркомвоенмора и председателя РВС. К концу года эти же вакансии открылись вновь: ставший было наркомом Фрунзе умер при операции. Военное ведомство возглавил Ворошилов.

После этого участие Буденного в политических акциях стало усиливаться. В острой борьбе с антисталинскими оппозициями, периодически сотрясавшей партию, бывший командующий 1-й Конной сразу и навсегда избрал сторону вождя. Это отразилось на его номенклатурном положении: в 1934 г. Буденный стал кандидатом, а в 1939 г. — членом ЦК, пребывая там до 1952 г. С 1-го же созыва в 1937 г. (и по 8-й) он попал в состав президиума Верховного Совета СССР.

К этому времени все эти коллегиальные органы давно уже утратили право голоса и состояли в основном из отобранных лично вождем его преданных сторонников. Буденный не был здесь исключением. Именно это обстоятельство подчеркнул бывший секретарь Сталина Борис Бажанов в неподцензурной книге, изданной на Западе, куда он бежал в конце 1920-х гг. Хорошо зная политическую кухню большевиков, Бажанов не без ехидства писал: «Если бы Сталин обладал чувством юмора, он бы заодно, по примеру Калигулы, мог бы ввести в Центральный комитет и буденновского коня. Но Сталин чувством юмора не обладал»[113].