В Москве считали, что «Рустам-Бек» предложил свои услуги главным образом потому, что хотел собрать материал для очередной своей книги. Однако в Москве не сомневались, что он будет полезен, и рекомендовали использовать его следующим образом: послать на Юг к В. К. Блюхеру, который знал «Рустам-Бека» в качестве военного корреспондента.

Предлагалось дать возможность посланцу Центра проехать в отдельные провинции на фронт, в войсковые части НРА, с тем чтобы при помощи военных советников собрать и зафиксировать все то, до чего у «наших людей» на местах за недостатком времени не «доходят руки».

Процесс передачи функций центральной резидентуры из Харбина в Пекин затянулся на несколько месяцев. По предложению Берзина, руководителем центральной пекинской резидентуры назначался «Рябинин» – Рыбаков. Вопрос кадровых перемещений был предварительно согласован с Л. М. Караханом. Штат центральной резидентуры предусматривался небольшой: руководитель, его помощник, два сотрудника для особых поручений, два переводчика и две машинистки, одна из которых должна была выполнять функции шифровальщицы. Центральная резидентура под прикрытием посольства в Пекине, которую возглавил прибывший из Харбина Рыбаков, заработала только в ноябре 1926 г.

Направление и объем работы центральной резидентуры, по оценке Рыбакова, обусловливались двумя моментами: не исключалась вероятность возникновения войны СССР с Японией и Китаем; дальнейшее развитие национально-революционного движения в самом Китае, что должно было способствовать ослаблению позиций империализма Европы и Нового света в блокаде СССР.

Первый момент, по мнению руководителя центральной пекинской резидентуры, предполагал необходимость чрезвычайно тщательного изучения Северного Китая и Кореи как будущих плацдармов войны с их всевозможными ресурсами и организованной вооруженной силой в ее отношении к национально-революционному движению.

Второй момент предполагал такое же изучение остального Китая как источника всяких резервов в борьбе против империалистов – «…туземных и иностранных, а значит, и возможных союзников СССР в его борьбе против агрессии Японии, Англии, Америки и др.».

Конкретная обстановка в Китае, по мнению Рыбакова, выдвигала в то время две главные милитаристские группировки – мукденскую (Чжан Цзолинь) и чжилийскую (У Пэйфу) и их противостояние с национальными армиями, Кантоном с учетом позиций иностранных держав «…на фоне развивающегося национального движения, организующихся рабочих, крестьян и интеллигенции».

Организация военной разведки как в столице Китая, так и на местах строилась в подавляющем большинстве случаев на голом месте.

К моменту развертывания центральной резидентуры в Пекине, в ноябре 1925 г., она имела всего одного агента-китайца. Работая в течение 12–15 лет при военных агентах «царского времени» в качестве «сянь-шэна» (толкователя китайских текстов), агент прекрасно освоил искусство вытягивания денег из своих начальников. Умело используя прессу и связи в низших военных кругах, питавшихся «базарными» новостями, он иногда давал довольно удовлетворительные сведения. Попытка использовать его в качестве вербовщика не принесла положительных результатов: агент уклонялся от этой миссии в силу присущей ему трусости и чрезвычайной осторожности. Руководили им и другие соображения: в лице нового завербованного агента он имел бы конкурента. А он хотел заработывать деньги сам. То, что этот источник в течение многих лет был тесно связан с русскими военными агентами и за это время не провалился, свидетельствовало о его чрезвычайной осторожности либо о связях с китайской контрразведкой. За невыполнение ряда заданий этот агент был первоначально переведен на сдельную оплату, а позднее уволен.

Установление советско-китайских дипломатических отношений привело к открытию большого количества консульств и генконсульств НКИД и торгпредств СССР, под «крышей» которых были созданы (или реорганизованы, как в Харбине, или продолжали существовать как в Кантоне) резидентуры военной разведки: в Харбине, Цицикаре, Дайрене, Мукдене, Сеуле (Корея), Чифу, Шанхае, Ханькоу, Чанше, Кантоне и Калгане.

Считалось, что в первое время целесообразнее и экономнее использовать официальные крыши полпредств, торгпредств и т. д., так как необходимо было учитывать трудности, с которыми прибывшие русские неизбежно сталкивались при установлении связей среди китайцев. При этом почти у всех наших сотрудников разведки отсутствовало официальное положение, а там, где оно имелось, его не давали использовать.

Исключительное ориентирование на «крышевые» должности НКИД, которые на деле в большинстве своем оказывались виртуальными, таило в себе большую опасность для организации разведки. Но об этом никто не задумывался, хотя организаторы разведки в Центре и на местах, включая того же Рябинина, отмечали, что японцы в Маньчжурии работали под прикрытием какой-нибудь коммерческой фирмы или ресторана, а немцы практиковали нечто подобное и в Центральном Китае.

В одном ряду с официальными представительствами СССР в Китае находились разнообразные коммерческие структуры КВЖД, под прикрытием которых работали военные разведчики.

Было признано также, что для разведывательной работы «…необходима крыша инструктажа в тех или иных китайских армиях, причем это допустимо, только тогда, когда доверие к нашим инструкторам обеспечено, когда инструктора проникли уже в штабы и имеют строго официальное «лицо», как, например, в Кантоне». Во всяком случае, при такой «крыше», считали в центральной пекинской резидентуре, надо «…иметь в запасе всегда более надежную и более безопасную возможность организации агентуры, сбора материалов, их хранения и пересылки, куда следует». Резиденты Разведупра должны были получать от инструкторов в китайских штабах информационные материалы «согласно плановой программе». Должны были.

К весне 1926 г. резидентуры Разведупра в Китае (не считая резидентур в Синьцзяне, переданных в подчинение разведотдела штаба Туркестанского ВО) насчитывали 39 сотрудников военной разведки (в том числе 12 резидентов) и 40 агентов. На бумаге общее количество резидентов, сотрудников военной разведки и агентов выглядело достаточно впечатляющим. 12 резидентов – это 12 резидентур в 11 городах Китая и в Сеуле (Корея). Да и количество агентов следовало бы указывать в кавычках.

На самом же деле спустя полгода, в октябре 1926 г., в Китае функционировало только семь резидентур: в Пекине, Тяньцзине, Мукдене, Дайрене, Ханькоу, Шанхае и Харбине. Начинала функционировать резидентура в Калгане. Сеульская же в ноябре 1926 г. перешла «…в распоряжение Токио с обязанностью выполнять отдельные срочные задания Харбина и пересылать ему важнейшие информационные материалы».

Вновь созданные резидентуры только приступали к организации работы. Их сотрудники на местах не имели ни практического опыта, ни вербовщиков, ни проверенных и хороших переводчиков, ни «…вполне испытанных и подготовленных агентов». Да и сами резиденты (часть – выпускники Восточного отдела Военной академии РККА) сплошь и рядом только начинали работать по линии разведки, и ожидать от них впечатляющих успехов не приходилось.

Пекинский резидент Рыбаков предлагал подразделять агентов на внешних и внутренних. На внешних – агентов-наблюдателей – должна была возлагаться задача отслеживания состава, численности, вооружения и отчасти организации войсковых частей; районов и времени их сосредоточения; установление результатов боев и т. д. Однако одних внешних агентов было недостаточно. Их должны были дополнять внутренние – действующие прежде всего в штабах и управлениях, министерствах и других военных и государственных учреждениях, войсковых частях, органах снабжения, арсеналах, телеграфах и т. д. Именно внутренняя агентура могла вскрывать намерения и планы противника, отслеживать перегруппировку высшего комсостава, их ориентацию, настроение и т. д.