Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эми Спиндлер из New York Times написала, что «жакеты в коллекции были просто-напросто идеальными». Правда, влиятельный критик моды сделала одно ограничение: хотя Маккуин, возможно, «самый известный дизайнер» в Лондоне, о котором все говорят, его юбки, сковывающие движение, и брюки-бамстеры она считала совершенно непригодными к носке.[390] Маккуин очень не любил, когда на него пытались повлиять модные критики. «Я не хочу, чтобы пресса, да и кто бы то ни было, делали из меня того, кем я не являюсь, – говорил он. – Кто-то сказал, что Джон Гальяно шьет одежду только для прессы, но они сами так хотели, а теперь клюют его за это. Не представляю, чтобы со мной произошло то же самое. Я в ответе за все, что делаю. Я получаю массу рецензий именно потому, что мои коллекции отличаются от остальных. Но я хочу, чтобы в моих вещах ходили люди, а не кучка редакторов модных журналов». В идеале, говорил Маккуин, он хотел бы создавать всего по одному красивому жакету в неделю, но рынок требует, чтобы он создавал их пять. «Мне все больше кажется, что когда-нибудь я стану отшельником», – сказал он.[391]
Стилист Сета Ниланд задавалась вопросом, почему ее друг пользуется все большим успехом. По мере того как Маккуин поднимался все выше – ходили слухи, что жакет из коллекции «Птицы», который демонстрировал Мистер Перл, купила Мадонна, – ей казалось, что новые члены его команды все больше отодвигают ее в сторону. «Мне пришлось выдержать настоящий бой за право остаться с ним, и я, наверное, сражалась не в полную силу, – сказала она. – Но Ли необходимо было стоять на возвышении, так сказать, на платформе с оркестром. Рядом с ним оказывалось все больше народу, и я невольно задавалась вопросом: «Где же Ли?»[392]
Мне нужны инфаркты. Мне нужны машины скорой помощи.
В четверг 24 ноября 1994 года Ли сидел рядом с Саймоном Англессом на первом этаже бара Freedom перед началом представления. Сказать, что в прокуренном зале царила атмосфера ожидания, значило ничего не сказать. В зале находились Люсьен Фрейд, Марк Алмонд, Энтони Прайс, Бьорк, Джейн и Луиза Уилсон, Серит Уин Эванс и участники групп Blur и Suede. Кроме того, присутствовали бесчисленные представители звукозаписывающих компаний, журналисты и фанаты. Постепенно раскрылись венецианские жалюзи, которые отгораживали сцену, и в темноту полились лучи света. Маккуину не терпелось увидеть шоу Ли Боуэри, по сравнению с которым его показы выглядели скромными и безвкусными. «В наш пресыщенный век, когда ничто уже никого не шокирует, Ли [Боуэри. – Э. У.] по-прежнему удавалось шокировать в интеллигентном смысле – в первоначальном смысле слова», – говорит Джон Ричардсон, историк искусства и биограф Пикассо.[393]
Тем вечером Ли Боуэри, который вышел на сцену со своей группой Minty, не обманул ожидания публики. Исполнив песню о Comme des Garçons, Боуэри, одетый в огромное платье в желтую и черную полоску, начал кормить «младенца», которого изображала его жена, Никола Бейтмен; она была привязана к нему ремнями. «Потом ремни сняли, а Ли продолжал раздеваться, пока не остался без всего, – вспоминает Никола. – Я должна была попросить: «Покорми меня», – и Ли срыгивал мне в рот. Я должна была еще раз сказать «По корми меня», – и тогда Ли помочился в чашку, из которой я пила».[394] За происходящим сбоку сцены наблюдал фотограф А. М. Хансон; он снимал не только происходящее на сцене, но и публику в зале. Хансон познакомился с Ли в 1993 году в «Комптонс». «Я не знал, что в тот вечер туда пришел Ли, – было темно, – и только на следующий день, когда мне прислали отпечатки, я увидел, что он сидит в первом ряду и таращится на сцену разинув рот, – вспоминает Хансон. – Позже он говорил, что представления Боуэри нравились ему своей непредсказуемостью».[395] «Ли Боуэри оказал на него огромное влияние», – считает Рева, друг Ли по колледжу. По словам Стивена Брогана, который, как и Стелла Стейн, входил, наряду с Ли Боуэри, в группу Raw Sewage, – Маккуин «боготворил» Боуэри. У них имелся общий друг, Уэйн, и, по словам Стивена, «Маккуин все время выспрашивал его о Боуэри и был одержим его затеями».[396] Маккуин позаимствовал многие элементы стиля Боуэри и внедрил их в свое творчество: бамстеры, макияж к коллекции осень/ весна 2009 года Horn of Plenty («Рог изобилия»), а также туфли-«броненосцы» на двадцатипятисантиметровых каблуках, которые прославила Леди Гага. Боуэри работал с рядом друзей и помощников Маккуина, в том числе с Доналдом Эркартом и Мистером Перлом, который превращался в «живой турнюр, сгибаясь пополам под тканью на заднице Боуэри».[397]
Боуэри и Мистер Перл – которые, как и Ли, любили преображать человеческое тело с помощью одежды – обожали изучать произведения высокой моды. Они, например, отпарывали подкладку от пиджака, чтобы посмотреть, как все сшито. Маккуин тоже любил этот процесс. Хотя для Ли и Боуэри мода была своего рода катарсисом – то, что они вытворяли на подиуме или в ночных клубах, отражало их скрытые страхи и желания, – они делали это по-разному. Маккуин проецировал свои чувства и фантазии на девушек, которые ходили по подиуму, в то время как «холстом» для Боуэри служило его собственное тело.
Ли Боуэри, родившийся в Австралии в 1961 году, приехал в Лондон в 1980 году и запустил процесс, который один обозреватель назвал «полной театрализацией себя при использовании ночного клуба как сцены».[398] Хотя он время от времени шил одежду для друзей – у него одевались БиллиБой*, Бой Джордж, Холли Джонсон из группы Frankie Goes to Hollywood и Алан Пеллей (в образе дивы-транссексуалки Ланы Пеллей), – он понимал, что никогда не сумеет соединить свой вкус с массовыми запросами. «Мода – прежде всего бизнес. Вам нужно нравиться слишком многим», – говорил он.[399] Как он писал в своем дневнике в 1981 году, «по-моему, мода… НИКУДА НЕ ГОДИТСЯ. Важнее всего личность, характер, и не должно быть никаких правил для поведения и внешности. Я стараюсь наиболее полно раскрыться с помощью индивидуальности и выразительности… Вещи, которые нравятся мне, прямо противоположны тем, которые соответствуют массовому вкусу, а тот стиль, который нравится мне, нравится меньшинству».[400] Один из «образов» Боуэри, заслуживший самую дурную репутацию, назван им «Пакистанец из космоса». Впервые он появился в этом образе в 1983 году. По роли он разрисовывал лицо красными, зелеными или синими тенями, а поверх наносил золотые письмена. Он обвешивал себя дешевыми азиатскими побрякушками, купленными на Брик-Лейн. «Еще один сложный грим соответствовал вычурному костюму: он надевал чулки с оборками поверху, передники и широкие блузы, расшитые карманами, со сложными воротниками и пышными рукавами, – вспоминает его друг Сью Тилли. – Покрой отличался необычностью, во многих костюмах были асимметричные рукава, затейливые накидки и оборки… Когда Ли был в ударе, он надевал эти вещи без кружевных трусиков и демонстрировал голый зад».[401] С голым задом он появлялся неоднократно – на подиумах в Японии, куда поехал по приглашению продюсера Сюзанны Барч; в телевизионном шоу «Труба» в 1984 году; и когда хореограф Майкл Кларк поручил ему создать ряд костюмов, которые он назвал «сюрреализм от-кутюр». «На танцовщицах были кепки с приделанными сзади шиньонами, они были в серебристых туфлях на платформе, прозрачных фартуках, ярких шортах, гольфах и тянущихся вязаных колготах с голым задом», – писал Хилтон Алс в «Нью-йоркере». «Это было по меньшей мере за восемь лет до того, как английский модельер Александр Маккуин вывел на подиум брюки-бамстеры».[402]