Из офицерских комнатушек вымели мусор, оставленный предшественниками-пехотинцами, прибили пыль водой, закидали в печурку-буржуйку дров, растопили. Заволокли внутрь привезённые с собой панцирные койки, установив их в два яруса, застелили постелями, еле-еле втиснули между ними старый обшарпанный стол. В результате обустройства не осталось ни сантиметра свободного пространства. У входа, у очага, посадили бойца кочегарить и на этом закончили наводить уют. Истинно походный быт.

Никита облюбовал себе койку на втором ярусе, там по ночам должно быть гораздо теплее, чем внизу. Шмер лёг на нижнюю. Ещё две койки первого яруса заняли Неслышащих и зампотех. Шурка Пелько долго пререкался со Шмером за место на нижней койке – для него задрать ногу выше полуметра огромная проблема, грыжа мешает. Мишка тряс ушами и доказывал, что у него боязнь высоты. В результате переспорил.

День и вечер прошли в бытовой суете. Наконец, вечерняя проверка – и отбой. Бойцы, уморившись, быстро уснули, и только истопники-дневальные подтапливали печи.

Дневальный Кулешов раскалил буржуйку в «конуре» докрасна и вскоре был выставлен в палатку с указанием вернуться через три часа. Успешное начало занятий предстояло обмыть, а лишние глаза и уши товарищам офицерам ни к чему.

Неслышащих уселся было за стол что-то писать в ротном журнале боевой подготовки.

– Слышь, Неслышащих! – окликнул его взводный с не менее говорящей фамилией Чекушкин. – Мы собрались пить или походные дневники вести? Садись у печки и пиши сколько душе угодно. Куприн ты наш! Заодно дровец подбросишь. Верно говорю, товарищ майор?

Зампотех майор Антонюк воспрянул. Хоть о чём-то его спросили за день! Обратили на него внимание.

– Да-да! Капитан, давай отложи эту писанину на завтра. Надо поужинать, как следует! «Гранатовый браслет» завтра допишешь…

– Или «Поединок», – хихикнул Шмер.

– Хорошо-хорошо. Я не буду мешать, – засуетился Витька Неслышащих. – Сейчас-сейчас, не обращайте внимания. Наливайте, режьте, открывайте.

Да кто ж на тебя внимание-то обращает, Безропотных ты наш! Чекушкин отодвинул в сторону стопку тетрадей и поставил поллитровку, несколько банок сухпайка, хлеб, кружки.

Старлей Чекушкин прибыл в полк всего ничего, в ноябре. Парню не повезло по службе – воевал два года в Афганистане и по окончании положенного срока, по замене, попал в Туркво вместо «приличного», цивилизованного западного округа. Поговаривали, что всему виной служебные нарекания. «Залетчик», нарушитель дисциплины, разгильдяй… Раньше в роте был один ветеран войны, ротный Неслышащих, теперь их стало двое – вместе со взводным Чекушкиным. Но Витька Неслышащий воевал всего три месяца, даже, точнее, участвовал во вводе войск (если не врал, то аж несколько раз стрелял). А Васька Чекушкин – парень конкретный, задиристый, нагловатый. Он с первого дня подмял под себя Незнающих и стал практически руководить ротой. Если раньше Витька ещё мог давить на взводных капитанским званием, то теперь беспомощно махнул на всё рукой и по каждому пустяку советовался со старшим лейтенантом Чекушкиным.

М-да. Один бестолковый ротный – беда для роты, а два бестолковых офицера – катастрофа. Витька Незнающий – «удивлённый жизнью», а Васька Чекушкин – «без царя в голове».

Огненно-рыжий, голубоглазый, высоченный, был Чекушкин бесконечно самоуверен и бесконечно глуп. Едва приехал, как подцепил триппер, о чем гордо объявил во всеуслышание. Либо эта инфекция с ним приехала из Ташкента, либо (что правдоподобней) он с ней перемещался по службе. Вначале его назначили в лучший батальон и в лучшую роту. Как-никак боевой офицер! Но после нескольких дисциплинарных проступков и «художеств» в гарнизоне его перекинули к нам, вместо внезапно убывшего в Германию Мурыгина (его Лилька кому-то, видать, хорошо дала, как умела и любила это дело, скорее всего, полковому кадровику, и семья Мурыгиных в спешном порядке, почти экстренно, отправилась за границу). Такой вот нам подарочек – Чекушкин… Фамилия, данная предкам, зачастую полностью соответствует характеру её обладателя, отображает его наклонности. Васька Чекушкин был истинным «чекушкиным». Пил практически каждый день и помногу. Кроме того, был хроническим бабником. Несколько раз ему били физиономию чьи-то мужья, застав со своими жёнами, несколько раз он сам кого-то бил. Триппер же расползался по гарнизону в геометрической прогрессии, создавая угрозу здоровью любвеобильной части молодых офицеров. Вот такой вот Чекушкин…

Стол, можно сказать, накрыт. Дневальный Кулешов принёс сковороду с горячей жареной картошкой, тарелку зелёных маринованных помидорчиков, банку тушёнки. И опять отправился в палатку к взводу.

Офицеры дружно уселись за стол и взялись за ложки. Бутылка водки по-прежнему стояла в гордом одиночестве в центре стола.

– Не понял! – возмущенно не понял Чекушкин. – Вы что, все нахлебники? Где водка, жлобы?

Антонюк деловито накладывал еду в свою тарелку, словно вопрос не к нему. Шмер виновато отвернул физиономию в сторону, семафоря зелёным ухом, Неслышащих – на то и Неслышащих — закатил глаза и глупо ухмыльнулся. Ромашкин открыл пустой портфель и изобразил поиски чего-то ценного, что взял, но потерял.

Ситуацию смягчил зампотех роты Шурка Пелько, выложив на стол алюминиевую фляжку:

– Тут спирт. Водку я не взял.

– Сойдет и спирт, – обрадовался Чекушкин. – Шурка, ты молодец! А замполит Ромашкин чего молчит?

– А кто предупредил, что нужно пойло с собой брать? Я думал, на занятия едем. Виноват, исправлюсь! Завтра куплю непременно.

– Купит он! Где ты купишь? Что купишь? До ближайшей лавки десять вёрст! Если, конечно, товарищ майор завтра авто выделит, то десять вёрст – не расстояние. Со Шмером на пару прокатитесь. С него тоже причитается. А, товарищ майор? Насчет авто?

Халявщик Антонюк утвердительно кивнул. С него, получается, завтра лишь казённое авто в счет сегодняшней пьянки. Устраивает!

Офицеры достали из чемоданов и портфелей маринованные огурцы, банки с кильками в томате, шпроты. Ну-с, приступим?

Единственную бутылку водки разлили по стопкам на один заход и тотчас принялись за спирт.

– За успехи в боевой и политической подготовке! Гы!

– Ура-ура-ура! Гы!

Начали! И продолжили. И продолжили. И продолжили… Подробности к черту. Всегда одно и тоже. Вполне свинское дело – напиться до зелёных соплей и вырубиться. Чтобы поутру очнуться с кроличьими глазами и трещащей башкой…

Из подробностей – разве что краснорожий Антонюк, халявщик, чавкающе жрущий с ножа куски масла без хлеба. Из подробностей – моментально «поплывший» Неслышащих, подозрительно ёрзающий. Из подробностей – раздухарившийся Чекушкин с очередной фляжкой спирта…

И продолжили, и продолжили. И – закончили. Спят усталые игрушки. Общий дружный храп.

…С подъёма рота пришла в движение, началась бестолковая суета. В восемь часов – начало занятий по вождению. Ромашкину предстояло быть старшим на препятствии, контролировать правильность выполнения упражнения. Вставать не хотелось, но – долг требует повиновения. Никита натянул галифе, надел носки и потянулся к сапогам. Отчего-то они не стояли возле табурета, а лежали в сторонке и были какими-то сырыми.