Что касается Чехословакии, то, вернувшись из московского «плена», Дубчек и его сторонники попытались закрепить достигнутые во время «Пражской весны» успехи и продолжали формирование «социализма с человеческим лицом». С другой стороны, советское руководство путем сложных политических маневров, интриг и давления стремилось отстранить реформаторов от власти. Шли поиски «центристской» группы, не скомпрометированной в августе 1968 года, но способной принять советскую программу «нормализации». Эти усилия поддержал вскоре словацкий лидер Густав Гусак, вокруг которого сплотились все противники Дубчека. Через несколько месяцев Гусака избрали лидером КПЧ, а через несколько лет и президентом ЧССР. Дубчек стал послом Чехословакии в Турции, а позднее — лесничим в одном из словацких лесов, где в годы войны он участвовал в партизанском движении. Большинство других получивших известность деятелей «Пражской весны» эмигрировало.

Советский Союз еще 20 лет платил огромную цену за поддержку режима, который не пользовался ни малейшей популярностью в ЧССР. Чехи и словаки терпели, но не смирились. Когда в СССР началась перестройка, в Чехословакии победила, быть может, самая «бархатная» революция из всех аналогичных революций в Восточной Европе.

Значительное место в деятельности КГБ и работе Юрия Андропова занимала борьба с теми группами и отдельными лицами, которые открыто, хотя и с разных позиций, критиковали политику советского руководства. Во все эпохи своей истории Советское государство строилось как авторитарная диктатура, при которой легальная оппозиция политике партии и публичная критика ее лидеров были запрещены. Между тем различные формы критики и протеста, получившие в нашей исторической публицистике название «движение диссидентов», стали расширяться и множиться как раз в конце 1960-х годов. Именно Комитету государственной

За границей еще в 1970—1980-е годы было опубликовано немало книг о работе советского КГБ. Некоторые из них написаны западными специалистами или публицистами, но большая часть принадлежит перебежчикам, главным образом из органов разведки и контрразведки. В этих книгах основное внимание уделяется истории и структуре КГБ, а также таким областям деятельности Комитета, как разведка и контрразведка, научно-технический шпионаж, вербовка агентуры, дезинформация, дипломатическое прикрытие, и т. п. Я уже упоминал выше книги Джона Баррона. Немалую рекламу на Западе и в России получила работа бывшего полковника КГБ Олега Гордиевского и британского историка Кристофера Эндрю «КГБ»[101]. При всей тенденциозности подобного рода книг, авторы которых стремятся как-то оправдать свое отступничество, справедливо порицаемое в любой стране и в любой спецслужбе мира, эти работы содержат немало подробностей как некоторых наиболее успешных операций советской разведки, так и ее провалов. В 1990-е годы в России было опубліковано более 20 книг и очерков, принадлежащих перу офицеров и генералов КГБ, трудившихся в самых различных управлениях этого ведомства. Эти работы стали важным источником и для меня. Однако автор данной книги, как и большинство его друзей и знакомых, знал работу КГБ прежде всего по его «пятому направлению». К тому же моей задачей является изложение и изучение политической биографии Ю. В. Андропова, который всегда старался вести себя не как профессиональный чекист, а как профессиональный политик, которому ЦК КПСС поручило руководство советскими специальными службами.

Некоторые из известных участников диссидентских движений предполагали, что назначение Андропова ослабит репрессии среди инакомыслящих, усилившиеся в 1966 году и в начале 1967 года. Однако ожидания диссидентов, связанные с переменами в руководстве КГБ, не оправдались, хотя Андропов был несомненно более осторожен и осмотрителен в своих публичных выступлениях. По многим причинам, в том числе и под влиянием событий в Чехословакии, деятельность оппозиционных групп значительно расширилась в 1967–1968 годах. Но в это же время возросли и масштабы репрессий. Разумеется, создание в КГБ специального управления по «борьбе с идеологическими диверсиями» не означало, что руководство КПСС отказалось от жестокого контроля за деятельностью КГБ, особенно в сфере внутренней жизни советского общества. Комитет оставался одним из специфических инструментов власти партийных верхов. Не только КГБ и МВД, но также Генеральная прокуратура и высшие судебные органы контролировались соответствующими отделами ЦК КПСС. В ЦК разрабатывались все основные директивы для правоохранительных и карательных органов. В то время как большинство операций, связанных с разведкой и контрразведкой, планировались и проводились в КГБ самостоятельно, решение судьбы почти всех известных диссидентов требовало одобрения ЦК КПСС или становилось предметом обсуждения на Политбюро. Существовало, конечно, и обратное влияние КГБ на ЦК, так как, представляя в партийные отделы соответствующую информацию, органы государственной безопасности стимулировали принятие тех или иных решений.

Как политик Андропов никогда не стремился вывести КГБ из-под контроля и руководства Политбюро и Секретариата ЦК, о чем свидетельствуют сотни докладных и информационных записок в ЦК КПСС, подписанных Андроповым и опубликованных в нашей печати в последние 6–7 лет. Он никогда не пытался оспаривать те директивы ЦК КПСС, которые требовали усилить борьбу против диссидентов. Заслуживают внимания общие статистические сведения о числе лиц, осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду и распространение «заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». За 5 лет — с 1956-го по 1960-й — было осуждено по политическим мотивам 4676 граждан СССР. В 1961–1965 годах по этим же мотивам — 1072 человека. При этом в 1965 году пострадали всего 20 человек, а в 1966 году — 48. В 1967 году число осужденных по политическим мотивам составило 103, а в 1968-м — 129 человек. В 1969 году потеряли свободу 195, а в 1970 году — 204 гражданина СССР. В 1976–1980 годах — 347, а в 1981—1985-м — 540 человек. Общее число лиц, осужденных по статье 70 и статье 190 УК РСФСР в 1956–1987 годах, составило 8145. Под арест и осуждение за антисоветскую агитацию и пропаганду попадало, таким образом, в среднем за год 254 или 255 человек[102]. Эти данные содержатся в специальной справке, которую за подписью Виктора Чебрикова руководство КГБ направило Михаилу Горбачеву в 1988 году. Все историки с тех пор используют и комментируют эту таблицу, хотя она является неточной и неполной. Во многих случаях, когда это было возможно, диссидентов привлекали к ответственности по другим, не «политическим» статьям Уголовного кодекса. Так, например, основателя Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях Александра Подрабинека привлекли к ответственности за «незаконное хранение огнестрельного оружия» (малокалиберная винтовка без патронов). Одного из известных украинских диссидентов и деятелей национального движения отправили в тюрьму «за попытку изнасилования» (была устроена соответствующая провокация). Менее известных диссидентов осуждали за «тунеядство» (не могли устроиться на работу). Группу активистов из движения за свободную эмиграцию из СССР в Израиль осудили за «терроризм». Они купили все билеты на один из самолетов местных авиалиний и хотели улететь на нем в Швецию или Финляндию. Даже проживание в Москве без прописки могло служить поводом не только к высылке из города, но и для осуждения на год изоляции. Психиатрические репрессии или лишение гражданства далеко не всегда оформлялись в качестве судебного решения. Увольнение с работы и исключение из партии также в условиях 1960— 1970-х годов было для многих диссидентов серьезной репрессивной акцией, так как государство выступало в то время в качестве единственного работодателя. Именно в конце 1960-х и в начале 1970-х годов формы и методы борьбы с диссидентами становились более разнообразными и изощренными. Общее давление на крамольное меньшинство возросло, но оно носило не прямой, а косвенный характер или принимало форму официальных угроз и предупреждений со стороны органов прокуратуры, МВД или КГБ. В документах карательных органов это именовалось «профилактированием». Отказ от самых прямых и грубых форм репрессий был связан в первую очередь с изменением международной обстановки, с политикой разрядки, с расширением международных контактов. Тем не менее и прямые политические репрессии не прекратились и в годы «детанта», и это давало немало поводов для критики советской модели социализма.