Имъ отвели на ночлегъ чердачокъ, надвое раздѣленный перегородкой. Но они и этимъ были довольны и за него благодарили Бога. Старику что-то не спалось, онъ безпокойно ворочался съ боку на бокъ, наконецъ позвалъ внучку и попросилъ ее посидѣть около него: она часто это дѣлала со времени его болѣзни. Когда онъ заснулъ, она пошла къ себѣ за перегородку и отворила окошечко — узенькое-преузенькое, точно щель въ крышѣ, какъ бы прислушиваясь къ царившей вокругъ тишинѣ. Видъ старой церкви, залитой луннымъ свѣтомъ, окруженной безмолвными могилами и темными, тихо перешептывавшимися между собой деревьями, навѣялъ на нее грустныя мысли. Она затворила окно, сѣла на кровать и задумалась: что имъ предстоитъ впереди, когда у нихъ не будетъ денегъ?

Она захватила съ собой изъ дому нѣсколько серебряныхъ монетъ и одинъ золотой — все ихъ богатство. Когда и этихъ денегъ не станетъ, придется просить милостыню. Она рѣшила сберечь золотой на всякій случай и не тратить его до послѣдней крайности, мало ли какую службу онъ можетъ имъ сослужить. Она зашила его въ платье и, нѣсколько успокоившись, легла въ постель и тотчасъ же заснула.

XVII

Нелли проснулась, едва только лучъ восходящаго солнца, такой же ясный, какъ ея чистая дѣтская душа, заглянулъ въ ея маленькое окошечко. Въ первую минуту, когда она открыла глаза и увидѣла, что провела ночь въ такой необычайной обстановкѣ, она испуганно вскочила на ноги, недоумѣвая, какимъ образомъ, заснувъ наканунѣ вечеромъ въ своей комнаткѣ, она попала на чердачокъ, но мигомъ вспомнила обо всѣхъ приключеніяхъ предшествовавшаго дня и начала одѣваться.

Утро было чудное. Дѣдушка еще спалъ и она воспользовалась свободнымъ временемъ, чтобы прогуляться по кладбищу. Тихо бродила она по зеленой муравѣ, сбрасывая ногой капли росы, блестѣвшія какъ брилліанты на свѣженькихъ листикахъ, и часто сворачивала въ сторону, въ густую высокую траву, не желая ступать по могиламъ. Ей доставляло какое-то особенное удовольствіе останавливаться около каждой гробницы и читать надписи.

Тишина здѣсь была невозмутимая, какъ и подобаетъ въ мѣстѣ послѣдняго успокоенія человѣка. Лишь грачи, гнѣздившіеся на верхушкахъ громадныхъ деревьевъ, оглашали повременамъ воздухъ своимъ пронзительнымъ крикомъ.

Вотъ, какъ будто невзначай, про себя, хрипло прокричала одна птица, порхая вокругъ своего растрепаннаго, неуклюжаго гнѣзда, качающагося на вѣткѣ; ей пронзительно отвѣтила другая, и у нихъ завязался разговоръ, а можетъ быть и споръ, судя по тому, что птица, первая подавшая голосъ, кричала все громче и громче, точно не хотѣла уступать возражавшей ей сосѣдкѣ. Началась возня и суетня на другихъ вѣткахъ, пониже гнѣзда, повыше, справа, слѣва, на верхушкахъ другихъ деревьевъ; прилетѣли грачи, до тѣхъ поръ мирно сидѣвшіе на сѣрыхъ карнизахъ церкви, на просвѣтахъ колокольни, и поднялся шумъ и гамъ невообразимый. Птицы неугомонно летали съ вѣтки на вѣтку, стараясь перекричать другъ друга. Вотъ онѣ умолкли: все стихло на минуту. Казалось, все уже успокоилось. Не тутъ-то было: точно по какому-то знаку всѣ птицы вспорхнули разомъ и закаркали громче прежняго, какъ бы подсмѣиваясь надъ покойниками, что недвижимо и безмолвно лежали теперь подъ могильными насыпями, а когда-то, при жизни, такъ же неугомонно суетились, какъ и они, и все стремились и стремились къ чему-то, пока смерть не положила конца ихъ безполезной и безцѣльной борьбѣ.

Дѣвочка то поднимала голову, взглядывая на деревья, гдѣ происходила вся эта суматоха, — ей казалось, что отъ этого шума еще тише и безмолвнѣе около могилъ, — то наклонялась, чтобы поправить выбившуюся вѣтку терноваго куста, которымъ кое-гдѣ поддерживались могильныя насыпи; то съ любопытствомъ заглядывала въ низенькія рѣшетчатыя окна церкви. Все въ этой церкви было старое, приходило въ ветхость отъ долгаго употребленія: и лежавшее на налоѣ Евангеліе, источенное червями; и деревянныя скамьи съ истрепанной байкой, клочьями висѣвшей по бокамъ; и простая купѣль, въ которой крестятъ дѣтей; и алтарь, передъ которымъ эти же дѣти, входя въ возрастъ, молятся Богу; даже простыя черныя носилки, на которыхъ человѣка въ послѣдній разъ приносятъ въ церковь, еле держались отъ старости; даже веревка, которою звонятъ въ колоколъ, вся пораздергалась.

Нелли остановилась около одной бѣдной могилы съ простой каменной плитой. Она читала надпись, гласившую, что на этомъ мѣстѣ, 55 лѣтъ назадъ, былъ погребенъ молодой 23-хъ-лѣтній человѣкъ, какъ вдругъ что-то зашуршало за ея спиной. Повернувъ голову, она увидѣла, что старая согбенная старушка плетется, насилу передвигая ноги, къ той могилѣ, гдѣ она стояла. Дотащившись кое-какъ до нея, она попросила Нелли прочесть надпись на плитѣ и горячо ее благодарила, когда та исполнила ея желаніе; старушка прибавила, что она давнымъ-давно знаетъ наизусть эту надпись, но теперь уже слѣпа, не можетъ прочесть ее сама.

— Здѣсь похороненъ вашъ сынъ? спросила Нелли.

— Нѣтъ, моя милая, не сынъ, а мужъ.

Можетъ ли это быть? Такая старая, дряхлая старушка — жена 23-хъ-лѣтняго юноши! Ахъ, да! Вѣдь это было 55 лѣтъ тому назадъ!

— Васъ это удивляетъ, моя голубушка, замѣтила старушка, покачавъ головой. — Впрочемъ, не вы первая, не вы послѣдняя. Постарше васъ, и тѣ не хотятъ вѣрить, чтобы я была его женой. Жизнь хуже смерти мѣняетъ людей.

— Вы часто сюда приходите? спросила Нелли.

— Да, въ лѣтнее время я очень часто здѣсь сижу. Сперва-то я не могла оторваться отъ могилы, все плакала, да убивалась, но, слава Богу, это мало-по-малу прошло. Съ тѣхъ поръ я изъ года въ годъ собираю здѣсь маргаритки и держу ихъ дома въ водѣ. Никакіе цвѣты мнѣ такъ не любы. Легкое ли дѣло! 55 лѣтъ, какъ я потеряла мужа. Ужъ очень стара я становлюсь.

Словоохотливая старушка обрадовалась, что Богъ послалъ ей собесѣдницу — нужды нѣтъ, что это былъ ребенокъ, и стала разсказывать ей все: какъ у нея сердце разрывалось на части, когда она въ первый разъ пришла на могилу, какъ она молила Бога, чтобы Онъ прибралъ и ее. Но современемъ жгучая боль, по ея словамъ, стихла, и хотя видъ могилы все еще наводилъ на нее грусть, тѣмъ не менѣе она очень часто приходила сюда, пока, наконецъ, эти посѣщенія вошли у нея въ привычку, въ пріятную обязанность. Вспоминая объ умершемъ, она жалѣла о его погибшей молодости, восхищалась его силой, его мужественной красотой, какъ только старая, хилая, доживающая свой вѣкъ бабушка можетъ восхищаться цвѣтущимъ внукомъ; но, вмѣстѣ съ тѣмъ, она говорила о немъ, какъ о своемъ мужѣ, словно только вчера его похоронила; какъ о мужѣ молодой, здоровой, красивой женщины, какою она была въ то давно прошедшее время и которой теперь предстоитъ счастье свидѣться съ нимъ на томъ свѣтѣ.

Окончивъ