Любови Орловой. Мы с подружкой побежали к гостинице «Рома», в которой она остановилась, посмотреть, что кинозвезда делает в первый день войны, но «тревоги» звучали одна за другой, и пришлось вернуться домой.

После начала войны от отца не было никаких известий. Мы не знали, что нам делать, куда ехать. Нам помог случай: бывший командир дивизии прислал солдат за своей мебелью. К этому времени ни о какой мебели не могло быть и речи, зато они забрали с собой нас. Мы попали в единственный пассажирский вагон последнего эшелона. Он уходил из Риги 25 июня, а 27‑го в городе уже были немцы. Ни мы, ни отец долгое время ничего друг о друге не знали. Только 17 июля мы получили от него письмо, в котором он писал: «Наконец мои беспокойства разрядились. Я передумал все, зная обстановку, в которой вы находились в последние дни. Знаю, что вам с переездом досталось немало. Но очень хорошо, что наконец вы хоть как-нибудь устроились». А в августе приехал его адъютант, привез все необходимые документы. Мы уже были в эвакуации в городе Семенов. Там нам, конечно, были не очень рады. Два огромных эшелона людей, которых нужно где-то разместить. Поначалу мы спали вповалку на полу, потом нашли угол. Зато, когда отец стал известным военачальником, эти люди стали писать нам письма, полные любви, с приглашениями в гости. Жизнь в эвакуации была трудной. Мы на санях возили по деревням свои вещи, обменивали их на картошку, капусту. Когда в город стали завозить раненых, мама пошла работать в госпиталь. А в декабре 42-го мы переехали в Москву.

А когда вы в первый раз после такой долгой разлуки увиделись с отцом?

Олег Черняховский: Мама увиделась с ним уже летом 42-го года под Воронежем. Папа тогда командовал армией. Мама начала к нему ездить и практически постоянно была с ним. А мы увидели его, когда он приехал в Москву. Помню, что у нас все утро билась посуда. Мамина сестра сказала, что будут гости. И вот приехал папа. Я был маленьким, спал днем. Когда он вошел, бросился на отца прямо с постели. Это была невероятная радость… Потом его вызвал Сталин. Ночью папа поехал к Верховному главнокомандующему на дачу. А мы не спали, ждали его возвращения. От Сталина отец вернулся окрыленный. Тот умел, когда ему было нужно, обаять человека. Папа даже рассказывал, что Сталин подошел к нему и застегнул ему пуговицу на кителе. Чтобы у папы была расстегнута на кителе пуговица? Такого быть не могло! Но такой знак внимания Верховного главнокомандующего отца обрадовал. В Москве папа пробыл всего несколько дней и вскоре уехал на фронт.

Неонила Черняховская: Да, он был дома очень недолго. Получил орден Суворова. Этих орденов тогда еще никто не видел. Мы ходили с папой в Художественный театр, все оборачивались, улыбались, смотрели на ордена, на отца. А потом мы заказали билеты в Малый театр, но папа не успел туда сходить – ему нужно было срочно уезжать. Поэтому я пошла на спектакль с подружкой. В антракте нас вызвали к директору, строго спросили, почему мы сидим на этих местах. Мне пришлось объяснять, что я дочь Черняховского, что папа приехать не смог.

После этого мы летали к папе на фронт. Последний раз виделись с ним зимой – вместе встречали Новый, 1945 год. Я помню, как мы ехали на машине. В Смоленске к нам присоединились сопровождающие бэтээры – охраняли нас. Тот Новый год остался в памяти как в тумане. Это было в Восточной Пруссии. Зима была слякотная, настроение не новогоднее. Мы сидели дома, почти не гуляли. Да и отец был не таким веселым, как в наш первый приезд. Тогда он был в приподнятом настроении после удачной белорусской операции, освобождения Литвы. Он много уделял нам внимания, даже возил на концерт, ведь на 3-м Белорусском был замечательный ансамбль песни и пляски. Он славился на всех фронтах.

И. Д. Черняховский с детьми Неонилой и Олегом.

А в последний приезд мы скромно отпраздновали наступление Нового года, все выпили по бокалу шампанского, даже папа, хотя вообще он не пил, даже вина себе не позволял. Он был больше занят, сосредоточен. Сразу было видно, что он очень напряжен. Мы приехали на две недели, и вот наши школьные каникулы закончились, пришлось возвращаться домой. Мама осталась с отцом. Она домой приезжала на неделю раз в два месяца, а мы жили с Марией Парамоновной – женщиной, которая помогала по хозяйству и фактически стала членом нашей семьи.

Спустя полтора месяца отец был смертельно ранен. Он поехал на передовую, дорога обстреливалась. Осколок снаряда пробил машину, сиденье и вошел ему прямо в сердце. Он умер на пути в госпиталь. Мама была тогда с отцом. Когда мы увидели ее на похоронах, то не сразу узнали – за одну ночь она поседела.

Как вы узнали о гибели отца?

Олег Черняховский: У нас дома стояла огромная хрустальная ваза на толстой ножке. И вдруг она треснула, развалилась на две части, как будто ее разрезали. Мария Парамоновна сказала: «Будет большое несчастье».

Неонила Черняховская: В шесть утра Мария Парамоновна вошла ко мне в комнату и выключила радио. Я сразу проснулась, увидела, что она плачет, поняла, что что-то случилось. Я стала допытываться, но она только успокаивала меня. Моей первой мыслью было, что несчастье произошло с мамой. Мы как раз ждали ее, она должна была приехать с фронта. Я испугалась: она же должна была лететь на самолете. Когда мы летали к отцу, нас до определенного места провожали истребители, потому что мы могли попасть под обстрел. И сначала я подумала, что что-то случилось с самолетом, в котором летела мама. Я стала допытываться, но Мария Парамоновна сказала: «Нет-нет, все в порядке, спи». Что что-то произошло с папой, даже не приходило мне в голову. Он бывал в таких переделках – пулей пробивало плащи, шинель, фуражку, – но ни разу не был даже ранен.

К. К. Рокоссовский вспоминал о И. Д. Черняховском: «Это был замечательный командующий. Молодой, культурный, жизнерадостный. Изумительный человек! Было видно, что в армии его очень любят».

(Рокоссовский К.К. Воспоминания без цензуры. – М.:АСТ, 2020 г.)

Позже я вышла из комнаты и увидела, что у нас сидит представитель Главного политического управления. Он сказал: «Собирайтесь. В такое-то время вас будет ждать самолет.