— Я кажусь тебе уродливым? — спросил он мягко.

Вздрогнув, Альгонда открыла глаза.

— Нет, мессир.

— Может, я слишком стар? Хотя я полагал, что еще довольно крепок.

— Вы правы. Вы крепкий, я хотела сказать, вы совсем не старый… — Девушка покраснела и спросила поспешно: — Я вам не угодила?

Он невесело улыбнулся.

— Об этом можешь не волноваться. Что меня поражает, так это твоя безучастность.

На лице Альгонды промелькнуло удивление:

— А должно быть по-другому?

— Полагаю, что да.

— Я не хотела вас разочаровать.

— Дело не в этом, говорю тебе. Я привык, что мои любовницы сгорают от страсти, а ты остаешься холодной. И я не могу понять, почему. Тебе больно, когда я беру тебя?

— В первый раз было больно. Потом нет, — призналась девушка. — А что я должна чувствовать?

— Удовольствие. Сильное. Ошеломляющее. Которое рождается здесь, — он положил руку ей на лобок, — и здесь, — его рука переместилась чуть выше, а пальцы пробежали по ее животу.

Альгонда с сокрушенным видом помотала головой.

— Я ничего такого не чувствую, мессир.

— А что же ты чувствуешь?

Она слегка поморщилась.

— Говори, не бойся. Я хочу тебе добра. Это правда.

— Не знаю, как сказать… Наверное, мне это просто не нравится.

— Девушке твоих лет и твоего темперамента не могут не нравиться плотские утехи.

Альгонда не ответила. Ну что еще она могла ему сказать? Что она легла к нему в постель только чтобы не умереть? Что ее от него тошнит? И дело не в его внешности и возрасте, не в его страсти к ней, а в том только, что…

— Я люблю другого, — произнесли губы Альгонды ее потаенную мысль.

— Сына хлебодара?

Она кивнула.

— И ты отдалась мне, чтобы заставить его ревновать?

— Нет, нет! — зачастила Альгонда, которую это предположение привело в ужас. — Он ничего не знает и не должен узнать. Никогда!

— Тогда почему? Ты ведь не обязана была это делать.

— Вы — господин. Вы пожелали меня. Вы могли прогнать нас с матерью из замка.

Барон нахмурился. Она говорила искренне, и все же он сомневался в правоте этих слов.

— Так вот каким видят меня мои слуги…

Она промолчала. По правде говоря, не так давно она поняла, что представление Матье о том, что барон жестокий и неумолимый сеньор, не соответствует действительности. Они с Матье не разговаривали с того дня, как она вернулась из подземелья. Загруженность работой служила ей оправданием. Догадывается ли он? Она боялась даже думать об этом. Ради любви к Матье она отреклась от того, что ей было предначертано судьбой, отдалась другому мужчине, запятнала свою светлую душу. И отныне обречена жить с этим позором.

— Закрой глаза, — попросил барон.

Она подчинилась. Рука продолжила путешествие по ее телу — легонько, как скользит по земле листок, влекомый ветром.

— Забудь, кто я и где ты сейчас находишься. Думай о нем.

Она вздрогнула от удивления:

— О Матье?

— Ты хочешь мне угодить?

— Я боюсь вам не угодить, — выкрутилась она.

— Представь, что это его руки. Представь, Альгонда, и тогда это будет в последний раз.

Это обещание дало девушке сил подчиниться. Она закрыла глаза и представила себе Матье — его улыбку, его гримасы, его голос.

— Поцелуй, Альгонда, один крошечный поцелуй, — попросил он, приближая свое лицо к ее лицу.

Их губы соприкоснулись. Она приоткрыла рот, наслаждаясь словами своего возлюбленного. Она упивалась нежными движениями его языка. Кровь воспламенилась в ее жилах, когда руки стали робко ласкать ее груди. Эти руки могли бы быть руками Матье… Понемногу она позволила себе поверить. Обвила руками его шею. Ей стало не хватать воздуха, но ни за что на свете она бы не оторвалась от этих губ, слившихся с ее губами. Шепот отозвался эхом в ее сердце:

— Я люблю тебя, Альгонда.

Пальцы пробежали по ее лобку. Она ощутила укус желания. Изогнулась, когда прикосновение повторилось, удивляясь тому, что удовольствие волной прокатилось к бедрам, желая ощутить его снова. Ее накрыло мужское тело. Горячее. Напряженное. Она развела бедра, чтобы принять его в себя, оторвалась от губ, осознав, что еще мгновение, и она задохнется. Помотала головой, пытаясь вдохнуть, но не смогла и закричала. И распахнула глаза, неожиданно для себя оказавшись на пике наслаждения. Понимание, где она и с кем, вернулось не сразу. Темные занавеси, лицо барона, танцующее над ней в ритме его движений в ее теле. Щеки девушки залила краска стыда. Ей хотелось оттолкнуть его, но она не нашла в себе сил это сделать. Проснувшееся, порабощенное наслаждением тело отказывалось подчиниться. Внезапно оно стало для нее источником жестокой муки. Пытка… Для тела и для разума. Тело, бичующее разум… Она задвигалась в такт движениям Жака — дыша тяжело, с хрипом, как умирающая, с глазами, полными слез. Жива… Она выжила. Но сможет ли она простить себе это? Барон упал на кровать рядом с ней, на его тонких губах играла улыбка удовлетворения. Она не шевелилась. Волна блаженства накрыла ее тело, отрицающее душу, побежденное предательством.

— Ты свободна, — прошептал барон, у которого сами собой закрывались глаза.

Обычно она бесшумно уходила, прежде чем он успевал погрузиться в сон. Теперь она молчала и не торопилась уйти.

— Я не хочу, чтобы любовь была для тебя тяжким бременем, прекрасная Альгонда. Ты станешь приходить ко мне по своему желанию, или не приходи вовсе. Отныне тебе самой решать.

— Я не смогу, — честно ответила она.

Он повернул голову и посмотрел на ее профиль. Она закрыла глаза, возможно, ожидая вспышки гнева. Разумеется, он бы предпочел другой ответ, но, странное дело, даже тот, что он только что услышал, его устроил.

— Мне нравится твоя откровенность. Это редкое качество. И в награду я разрешаю тебе сегодня не работать. Беги к своему возлюбленному. В день моей свадьбы я буду рад объявить о вашем обручении.

С сердца Альгонды словно камень свалился. Не шевелясь, она долго лежала рядом с бароном, подыскивая слова признательности. Вскоре послышалось сопение. Барон уснул.

Жерсанда сидела за столом, подсчитывая расходы на грядущее празднество, когда ее дочь переступила порог их комнаты.

— Барон разрешил мне не приходить больше, — сообщила Альгонда.

— Ты ему не угодила?

Легкая улыбка осветила лицо девушки.

— Наоборот, — сказала она. — Мы говорили о Матье, и он дал мне свое благословение.