Она противостояла этому натиску всей имевшейся у нее энергией. И не безрезультатно. Певица взяла еще более высокую ноту, очевидно, пытаясь компенсировать сопротивление. Рано или поздно она привлечет внимание своим пением. Ведь наверняка в соседних номерах кто-то есть. Не все же постояльцы ушли на пляж или в салон, или в гольф-клуб.

Однако ни одна дверь в длинном коридоре не открылась. Казалось, никого не интересует, откуда доносится пение. Грейс осенила ужасная догадка. Вероятно, все, кто его слышит, считают, что это фоновая музыка, звучащая во всей гостинице.

Чистейшие звуки в буквальном смысле душили Грейс. Она с ужасом поняла, что перестала вдыхать воздух. Приближалась предсмертная агония. Ей казалось, что она тонет в невидимых водных глубинах.

«Дыши! — велела она себе. — Ты умрешь, если не будешь дышать».

Из последних сил она собрала жалкие остатки энергии. Смертоносное действие пения ослабло.

С трудом преодолевая головокружение, Грейс сделала первый судорожный вдох, затем еще один. Она не могла позвать на помощь, сил хватало только на вдохи и выдохи. Наконец в жаждавшем кислорода организме пробудилась воля к жизни. Она не для того пережила смерть матери, существование в приемной семье, ужас улиц и поединок с Мартином Крокером, чтобы умереть от рук какой-то дивы-убийцы.

Грейс заставила себя сконцентрироваться. В ауре певицы наблюдались все признаки нестабильности. Мало того что женщина и раньше была не в себе, сейчас она находилась на грани помешательства. И причиной этого могла стать ярость, вызванная сопротивлением Грейс.

«Надави на нее чуть сильнее, — подумала она. — Иначе ты умрешь прямо здесь, в коридоре».

Грейс так и сделала, и ее сопротивление тут же возымело эффект. Аура певицы потемнела и хаотично замерцала яростью. Она теряет эмоциональный контроль. Это наверняка повлияет на ее способность управлять голосом, подумала Грейс. Она где-то читала, что профессиональные оперные певцы считают излишнюю эмоциональность во время пения губительной. Логика этого утверждения очевидна. Трудно, если не невозможно сохранять полный контроль над голосом, когда грудь или горло сдавливают спазмы, вызванные либо яростью, либо слезами, либо страхом.

Тут Грейс сообразила, что и сама может столкнуться с такой же проблемой. Если она не подавит зарождающуюся в ней панику, то потеряет контроль над собой. Надо думать о чем-то еще, кроме надвигающейся смерти.

Лютер.

Имя несет в себе силу, если человек, носящий это имя, связан с другим человеком прочными узами. Энергия, влившаяся в Грейс, когда она произнесла имя Лютера, показала ей, как важен он для нее.

Певица издала вопль. Иным словом назвать этот звук было нельзя. Однако вопила она не от страха, а от дикой ярости. И очень высокая нота звучала фальшиво.

Грейс обнаружила, что снова может двигаться. Она машинально заткнула пальцами уши. Сила вопля и острота боли стали слабее.

В это мгновение по коридору разнесся новый звук — отчетливое звяканье, обозначающее прибытие лифта.

Певица, вероятно, тоже услышала его и поняла, что сейчас на этаже появятся люди. В ее ауре явственно проявились признаки панического страха. Женщина вплотную приблизилась к грани, за которой начиналось помешательство. Она бросилась на Грейс, выставив перед собой руки с согнутыми, похожими на когти пальцами.

Грейс отскочила в сторону, за тележку, и стала шарить на верхней полке в поисках какого-нибудь предмета, который можно было бы использовать как оружие. Ее рука наткнулась на метелку для пыли.

Певица попыталась обогнуть тележку, но споткнулась о лежавшую без сознания горничную и, упав, распласталась на полу. Грейс толкнула на нее тележку, но тяжелая конструкция далеко не уехала.

Певица быстро вскочила на ноги. Ее рот открылся. Но из горла ее вырвался только сдавленный хрип.

Она оглянулась туда, где был лифт. Двери уже начали разъезжаться в стороны. Логика, а может, ее собственный инстинкт самосохранения, помогла ей подавить ярость. Она бросилась прочь, пробежала мимо Грейс и скрылась за поворотом.

Грейс ждала, сжимая метелку, но пения слышно не было.

Она сделала глубокий вдох, выдохнула и пошла к горничной, которая уже начала приходить в себя. Что-то хрустнуло у нее под ногой. Приглядевшись, она увидела на ковре осколки стекла. От стакана для воды на верхней полке тележки осталось только донышко, стенки же осыпались на пол.

Сообразив, что дверь шестьсот четвертого все еще открыта, Грейс поспешно закрыла ее. Внутренний голос подсказывал ей, что Фэллон хотел бы, если возможно, сохранить этот инцидент в тайне.

Грейс склонилась к горничной.

— Вы в порядке? — озабоченно спросила она.

— Да, наверное. — Горничная устремила на нее затуманенный взгляд. — У меня был обморок?

— Да. Не вставайте. У лифтов есть местный телефон. Я позвоню менеджеру.

— Со мной все в порядке, честное слово. Наверное, просто немного переутомилась. День был длинным.

— Это точно.

С горничной все будет в порядке. Ее аура вернулась в нормальное состояние. Грейс машинально вытянула руку, намереваясь дружески похлопать женщину по плечу. В последний момент она вспомнила, как обожгло ее ладонь, когда она отдернула женщину от дверного проема. Боль ушла, однако она не рискнула прикасаться к ней. Понадобятся дни, а может, и недели, чтобы прийти в себя.

И вернуться в нормальное состояние.

— Черт, — прошептала она. — Черт, черт, черт!..

Она встала и пошла по коридору к телефону.

Она лежала на диване, а раскрытый компьютер стоял на журнальном столике, когда приехал Лютер. Он напоминал повелителя преисподней — правда, сильно измочаленного повелителя. Двинувшись на Грейс, он произнес, сопровождая каждое слово ударом трости:

— Чем — стук — черт — стук — побери — стук — ты — стук — тут — занимаешься? — Стук.

— Не прикасайся ко мне! — вскрикнула Грейс. Она соскочила с дивана и метнулась, пряча кисти рук под мышками, к открытой двери на балкон.

Лютер остановился, будто громом пораженный.

— Ты боишься, что я ударю тебя? — спросил он. Судя по выражению на его лице, ему было очень больно в это верить.

— Нет, — с досадой ответила Грейс. — Естественно, нет. Я просто попросила не прикасаться. Пока, во всяком случае. Ко мне опять вернулась чувствительность.

— Проклятие. — Лютер все еще сердился, но выражение боли исчезло с его лица. — Ладно, расскажи, что произошло.

Грейс представила ему, как она надеялась, подробный, профессионально составленный отчет. Она ожидала, что, выслушав ее, Лютер тут же возьмется за телефон и позвонит Фэллону Джонсу. Но вместо этого он довольно долго молчал и задумчиво смотрел на нее, как будто видел впервые.