Карен прилетела на остров полтора месяца назад сниматься для модного журнала в обществе фотографа мужского пола неясной сексуальной ориентации. Через десять минут после посадки, как только появились первые вахинэ, встречающие туристов, с цветочными гирляндами на шее, она перестала существовать. Ни одного приглашения на обед, ни одного восхищенного взгляда, ни одного вздыхателя в радиусе ста метров. Кон видел, как она обедала в одиночестве на террасе гостиницы, принимала на пляже эффектные позы в стиле «Vogue», а ее спутники бросались на портовых девок, мечтая в их объятиях испытать чувства, которые испытывал в райском саду их предок Адам. Кон улыбнулся ей пару раз из великодушия — девочка была, скорее всего, фригидна, у него на это нюх. Однако, не умея, как всегда, устоять перед взглядом побитой собаки, он все-таки подсел к ней за столик. На нем были грязные тапочки и идеально чистый свитер с эмблемой Королевского яхт-клуба, прихваченный в отсутствие хозяев на английской яхте, где он шарил в поисках сигар. И, естественно, фуражка. Он необычайно дорожил ею. Способен был даже сотворить Океан или несколько Океанов — исключительно ради того, чтобы иметь возможность носить фуражку капитана дальнего плавания.

— Позвольте представиться. Капитан О’Хара.

— Карен Соренсен. Очень приятно.

Она протянула ему руку с длинными накрашенными ногтями, и Кон сразу же расценил их как совершенно непригодные, чтобы не сказать опасные, для ласк и объятий. Карен напоминала вырезку из модного журнала, где женщин превращают в образчики фармацевтической или гигиенической продукции из области научной фантастики, что, по мнению Кона, грозило обернуться в один прекрасный день повсеместной реабилитацией грязи. Все в этих существах так тщательно продумано, просчитано, взвешено, все такое холеное, ухоженное, вылизанное, отполированное, что член в состоянии эрекции, вторгающийся в подобный шедевр, подобен брошенному в витрину кирпичу. Бесчисленные кремы, духи, лосьоны для и лосьоны против, лаки, помады и макияж, сплошь покрывающие поверхность тела, наводят на мысль о незримой косметике, таящейся в сокровенных глубинах, и все сексуальное любопытство сводится к тому, чтобы угадать, чем вы будете благоухать по выходе: «Ланвеном», «Элен Роша» или «Диором». В самый прекрасный момент возникает впечатление, будто у вас в руках тюбик засохшей жидкой пудры, которая никак не выдавливается. И хочется пошарить в поисках колпачка, чтобы ее завинтить.

Выплевывая накладные ресницы, чувствуя во рту жирный привкус помады и туши, вы ищете, куда бы прильнуть губами, чтобы в рот не попала какая-нибудь химия. Что-то вдруг вспенивается под вашими поцелуями или отдает маслом, вопреки известной поговорке, ибо идет все отнюдь не как по маслу. В итоге вы получаете удовольствие лишь оттого, что все же учинили некоторый беспорядок.

Кон однажды попробовал заняться любовью с манекенщицей от «Бордаса» и вышел из этого испытания, украшенный маленьким пакетиком на нитке вроде чайного: пакетик содержал «Элежиак», суперсовременное очищающее средство мгновенного действия. Полным забвением естества объяснялся и удивленный возглас парижского чуда, которое он имел неосторожность атаковать в машине. Стадия поцелуев, имевших вкус бутерброда с маслом, была пройдена вполне благополучно, но потом рука барышни случайно наткнулась на Кона во всем его великолепии. Она вытаращила изумленные цыплячьи глазки, захлопала искусственными ресницами и задала вопрос, который стоило бы поместить в качестве эпиграфа ко всем женским журналам: «Что это?» — «Это, — ответил обескураженный Кон, воспользовавшись лексикой «Клуб Медитерране», — дружелюбный инструктор».

На приморском бульваре Папеэте, на фоне величественных округлостей Океана Карен выглядела хлипкой водянистой картинкой, которая в любой момент грозила полностью утечь в «Клинекс». И все-таки он подсел к ней: за всей этой косметической выставкой он видел растерянную девушку, не понимавшую, как так вышло, что она, королева Парижа, вдруг разом утратила всю привлекательность в глазах мужчин. Кон даже на миг заколебался, не протянуть ли ей, несмотря ни на что, спасательный шест. Он рассеянно слушал ее щебетание — девочка, не жалея себя, изощрялась в искусстве утонченной беседы, дабы продемонстрировать свое превосходство над дикими таитянками, у которых при каждом движении угадывается глаз циклопа между ног.

— По-моему, это отвратительно! Цивилизованные, культурные люди… Но стоит им оказаться здесь… Они превращаются в животных! Да они и сами это понимают — им так стыдно, что они избегают меня. Некоторые из пассажиров нашего самолета, которые ухаживали за мной напропалую, пока мы летели сюда, сразу же спутались здесь с дешевыми проститутками. Теперь они не смеют даже подойти ко мне.

Сострадание Кона таяло на глазах. Он встал.

— Извините, я должен идти. Меня тревожит один из двигателей. Им занимается механик, но, сами знаете, без хозяйского присмотра…

С тех пор он замечал раза два или три ее модный силуэт на фоне кокосовых пальм — она прогуливалась в обществе утонченных джентльменов лет шестидесяти пяти, которым только утонченность и оставалась. Он ей сочувствовал, издалека. Наверно, это было действительно ужасно для популярной cover-girl — проиграть по всем статьям деревенским девкам, чья притягательная сила состояла просто в открытом проявлении своей женской природы.

Но Кону не могло прийти в голову, что эта малышка вступит с ними в столь решительную борьбу и так далеко зайдет в жажде самоутверждения.

Он остановил мотоцикл на вершине холма, перед плантацией Вильямсов: оттуда открывался великолепный вид на белые колесницы прибоя, несущиеся во весь опор к коралловому барьеру. Фарэ было выстроено на сваях. В саду дремали, восстанавливая силы, около десятка танэ. Кон бросил мотоцикл под пальмой и поднялся по ступенькам.

Плетеные шторы были опущены, в комнате царил полумрак. В нос ударил сильный запах свинарника.

С минуту он стоял в шоке, с отвисшей челюстью, пытаясь водворить на место собственные глаза, вылезавшие из орбит.

Их там было человек двадцать, и мысль, что перед ними женщина в тяжелом истерическом припадке, фактически в бессознательном состоянии, не посетила ни одного из этих простодушных дикарей. Они, хихикая, теснились у кровати, дожидаясь своей очереди.

Взгляд Карен был застывшим и мутным, она смотрела в потолок, издавая периодически утробные звуки, похожие на писк говорящей куклы. Было ясно, что бой парижской моды с мифом о вахинэ длится уже много часов.

Несмотря на весь культурный багаж и знакомство с гимнами, воспевавшими оргиастические ритуалы в земном раю, Кона охватило возмущение поистине глубочайшее — оно добралось аж до его представления о человеческом достоинстве. Со страшной бранью, выставив вперед бороду, он ринулся в атаку и с разбегу нанес сокрушительный удар ногой одному из танэ, слитком увлеченному тем, что происходило спереди, чтобы беспокоиться о возможной угрозе сзади.

Дети природы, которых ему удалось поймать, пока они в панике бежали к дверям и окнам, со слезами на глазах клялись в своей невиновности: им сказали приятели, что здесь есть одна попаа, которой хочется. Поди объясни им, что у бедняжки нервный срыв, что туг потребна медицина, а не любовные игры и что она борется за свою женскую честь со всей энергией отчаяния и уязвленного самолюбия.