И только во сне иногда приходил Родриго.

Молодой и прекрасный, весь в татуировках. И смеялся. Долорес нравился его смех, хотя блеск золотых коронок, надетых на зубы, пугал ее. Однажды он сказал, что заключил сделку и теперь будет приходить чаще. Сделку? Какую сделку? Хорошую, сказал Родриго и улыбнулся. Только глаза его в этот раз напоминали кусочки янтаря. И в каждом было по миллионолетней мухе. И мухи эти шевелились – как в ее кулоне. Никогда не заключай сделку с тонким человеком, сказала муха. Никогда не заключай сделку со мной, сказал чей-то спокойный голос. Долорес подняла голову. Вместо Родриго перед ней был худой тонкий человек в черном пиджаке, белых штанах и в соломенной шляпе. Теплый свет его взгляда окутал Долорес. В глазах шевелились мухи в янтаре.

– Кто ты? – спросила Долорес. Но она уже знала ответ. Только сегодня она рассказала osito, медвежонку, эти истории. Историю про Чужого Пупса, историю про Князя Мерзких Пыток, историю про Ватнаногга и Грязевую Жабу. И про него, тонкого человека.

– Ты знаешь, Долорес, – сказал Ключ Всех Дверей. Голос его был низкий, глубокий и спокойный. Голос всех дверных проемов и тоннелей, ведущих в темные, призрачные миры. Он сам был родом из Африки. Его темная кожа лилово блестела в свете телевизора.

– Хочешь заключить со мной сделку?

Она покачала головой. Нет. Потом сказала:

– Да.

Ключ Всех Дверей кивнул, словно именно этого и ждал.

– Чего ты хочешь?

– Верни мне Родриго.

Тонкий человек медленно покачал головой.

– Ты знаешь, что это значит?

– Да, – сказала Долорес. Теперь она знала. На груди у тонкого человека поблескивал тусклый старинный ключ, сложный и тяжелый. Кажется, Долорес догадывалась, какую дверь этот ключ отпирает… Что ж, ее это устраивает. Почему нет?

– Да будет так. Еще одно, – сказал тонкий человек. Шевельнул пальцами, на среднем было массивное золотое кольцо. – Мальчик…

– Какой мальчик? – не поняла Долорес.

– Я могу ошибаться, – мягко произнес Ключ Всех Дверей. – И это не мое дело. Но, кажется, ему не помешает помощь.

– Что?

И она услышала слабый детский голос:

– Долорес!

* * *

– Доло…

Долорес открыла глаза. Телевизор светился в пустой гостиной. «Кажется, вы чего-то не понимаете», – громко сказал комиссар на экране. Долорес вскочила на ноги и побежала наверх, перепрыгивая через три ступеньки. Быстрее, быстрее. Она чувствовала, что не успевает. В боку закололо.

Но она успела.

Ноги ее подкосились. Детская озарялась беззвучными сине-красными вспышками мигалки. Пятна на полу казались черными. В первый момент Долорес показалось, что это кровь… Словно тот день, когда Родриго ушел от нее, вернулся. Долорес вцепилась в косяк, чтобы не упасть. В горле засело что-то сухое и ломкое. Пожалуйста, нет. Нет. В следующий момент она сообразила, что это включилась игрушечная полицейская машина Билли на батарейках.

Билли лежал в детской перед дверью, свернувшись в клубок и засунув в рот палец.

И не дышал.

Долорес бросилась на колени. Перевернула его на спину, засунула мальчику пальцы в рот, чтобы проверить, не застряло ли там что-нибудь. Натолкнулась на мягкое и вытащила. Это был кусок плюшевой ткани, оторванный от какой-то игрушки. Долорес отбросила ткань в сторону, в последний момент почувствовав, как та пахнет – тиной, грязью, застоявшейся болотной водой и смертью. Страшный, пугающий запах.

Билли не дышал. Лицо было бледное, заострившееся в слабом свете из окна. За стеклом прыгали тени ветвей.

Она с силой прижалась к губам мальчишки, вдохнула в него воздух, раз, другой. Затем начала давить ему на грудь. Ну же, давай.

Билли дернулся. Выгнулся. Закашлялся и вдруг – задышал сам. Долорес слышала, как воздух с хрипом входит в его легкие и выходит обратно. Билли посмотрел на нее, словно видел впервые. Заморгал, в глазах появилось узнавание.

– Няня, – сказал он наконец. – Я… я описался.

Долорес расхохоталась. Затем усадила его к себе на колени, обняла, не обращая внимания на мокрую пижаму и начала качать. Спи, спи, малыш. Я с тобой.

Так их и нашли родители, когда вернулись под утро с вечеринки.

* * *

Билли ничего не помнил. Прошедший вечер полностью изгладился из его памяти.

Долорес Романо вскоре уволилась. Мама Билли пообещала написать ей хорошую рекомендацию, но постоянно забывала это сделать. Впрочем, Долорес больше не заходила.

Через два месяца они узнали, что Долорес исчезла. Пошла на пляж и не вернулась. На песке нашли ее вещи и дешевый кулон из китайского пластика – вроде мухи в янтаре. Пошли слухи, что Долорес была подружкой мелкого мексиканского наркоторговца, убитого в перестрелке. Да, да, говорила мамина подруга. Я всегда подозревала.

Мама Билли тогда села, держась за сердце. А потом с гневом это опровергла. Подруга слушала и кивала. Конечно, конечно. Долорес была хорошей.

Долорес была святая.

…А через несколько дней катер в заливе обнаружил ее тело, раздутое от воды. Его частично объели акулы.

Она была шлюха, сказала соседка и победно посмотрела на маму Билли.

Мама Билли изменилась в лице. Она пыталась скрыть эту историю от Билли Головореза, но безуспешно – ему рассказали друзья в школе. У тебя крутая няня была, сказал Говард с завистью, она приносила тебе наркотики? Она трогала тебя в разных местах? Билли дал ему в нос.

Долорес не утопилась. Ее руки были скручены за спиной проволокой, а горло перерезано. Красивое некогда лицо выглядело страшным.

Парень Долорес, погибший за полгода до этого, действительно оказался наркоторговцем.

– Кажется, наш парень сильно переживает, – заметил папа, когда Билли третий раз принимал душ. Папа не знал, что Билли чистит зубы восемь раз в день, иначе добавил бы еще что-нибудь. Папа Билли всегда знал, что сказать.

– Не говори глупостей, – отрезала мама.

…Но в итоге папа Билли оказался прав. Разбитое сердце можно спрятать только под водой.

Я ненавидела ложиться спать. Каждый раз родители спорами и руганью заставляли выключать свет, после чего я съёживалась под одеялом, не в силах расслабиться. Как по команде, в комнату начинали стекаться омерзительные создания – гниющие люди, демонические порождения, уродцы с других планет, озлобленные карлики, прыгающие между дверных косяков. Их было бесконечно много, они заглядывали в окна, проходили сквозь стены, просовывали свои грязные лапы под одеяло, а иногда казалось, что они наблюдают за мной глазами нашего кота.

Я знала, что стоит потерять бдительность, как они меня непременно растерзают, растащат по частям в свои чёртовы безрадостные миры. Я давно искала лекарство от этой мучительной бессонницы: включала ночник из селенита, но тени оживали, как только я отводила взгляд от источника света; писала заклинания, но не могла поверить в их силу; просила помощи у белых духов, но никто не приходил.