— Огонь! — последовал бас матроса одновременно с глухим пулеметным кашлем: казалось, маленькая тварь, которую высвободили из клеенчатой пеленки, поперхнулась слишком большим куском, застрявшим в горле.

Все пассажиры сразу бросились на землю. Лежа на замусоренной земле, я слышал треск винтовок и кашель пулемета. Сквозь них с обеих сторон прорывались крики. Вскоре мы услышали громкий голос комиссара, который можно было узнать по мягкому еврейскому «эр»:

— Товарищи, гранаты к бою!

Я затаил дыхание, уткнулся лицом в мусор и, навострив уши, ждал разрывов гранат, которые вот-вот должны были быть брошены. Но в этот момент кашель пулемета прекратился, и стало тихо. Тишина была тяжелой, мучительной, хуже предыдущего грохота.

Когда я поднялся с земли, все уже было кончено. В синем утреннем воздухе еще вились желтоватые дымки, пахло серой. Из открытого вагона выпрыгивали матросы с поднятыми над головой руками. Комиссар, с маузером в руке, обыскивал каждого из них и отбрасывал в сторону найденные пистолеты, ножи и патронные ленты.

— Заберешь и присмотришь! — сказал он солдату, тащившему по земле маленький пулемет.

Дулом маузера он пересчитал матросов.

— Не двигаться! — предупредил он. — За малейшее движение получите пулю в голову…

Матросы стояли смирные, бледные, неподвижные. Выступающие скулы богатыря ходили вверх-вниз и дрожали, точно у бульдога. Только костлявый матрос с бледным испитым лицом покачивался в своих длинных и широких матросских штанах, которые казались пустыми, будто в них не было ног, и не переставал драть горло, напрягая узловатую шею.

— Пьют нашу кровь, — хрипел он, — смотрите!

— В ЧК посмотрят, — как ни в чем не бывало рассмеялся юноша в кожанке. — Скорей, товарищи, — гремел он.

Солдаты сразу же стали выбрасывать из вагона одушевленную и неодушевленную контрабанду: мешок соли и визжащую девку; связку кож и плачущую девку; рулон холста и девку в обмороке. Глядя на каждую новую находку, юноша в кожанке снова и снова разражался смехом.

— Вот ведь что везут, гордость революции! — замечал он громко, дразня моряков, которые стояли, сбившись в кучу и все еще держа руки над головой, окруженные наставленными на них штыками.

Пассажиры стояли онемев и глядели широко раскрытыми глазами на бессчетные мешки и тюки, выброшенные из вагона. Мои соседи по крыше уставились в землю.

Паровоз запыхтел, задымил, выбрасывая пар и разбрызгивая воду. Комиссар приказал всем арестованным взять свой багаж на плечи и окружил их полусотней своих бойцов. С маузером в руке он несколько раз всех пересчитал и скомандовал своим громким голосом, полным еврейских «эр»:

— Идти в ряд, не оборачиваться, вперед шагом марш!

Веселое солнце изливало потоки серебра на сверкающие стальные штыки бойцов. Паровоз вдруг начал неистово свистеть, сообщая оставшимся пассажирам, что он готов отправиться в путь.

Агада — см. Пейсах.

Балагола — еврей-извозчик.

Бесмедреш — молитвенный дом, небольшая синагога.

Бима — кафедра в синагоге, с которой читают свиток Торы.

Вайбер-шул — отделение для женщин в синагоге, букв, женская синагога (идиш).

Габай — 1) староста еврейской общины; 2) секретарь цадика.

Гавдала — обряд разделения праздника и будней, совершаемый на исходе субботы.

Гемара — комментарий (III–V вв. н. э.) на Мишну, устное учение, кодифицированное в конце II в. н. э. Гемара вместе с Мишной составляют Талмуд.

Гой — нееврей, иноверец.

Девятое ава — день разрушения Иерусалимского Храма.

Ешиботник — учащийся ешивы. Слово «ешиботник» происходит от русского названия ешивы — «ешибот». Ешива — высшая талмудическая школа. Способных ешиботников часто «покупали» богатые люди в мужья своим дочерям.

Змирес — песнопения для субботних трапез.

Йомим-нороим — букв. Грозные дни, десять дней между Рош а-Шана (Новым годом) и праздником Йом-Кипур (Судным днем), посвященных раскаянью.

Йорцайт — годовщина смерти, как правило, одного из родителей.

Кадиш — славословие Всевышнего на арамейском языке, произносимое несколько раз во время публичной молитвы. После смерти родителей сын в течение одиннадцати месяцев и одного дня произносит кадиш, участвуя в публичном богослужении, а затем делает это каждый раз в йорцайт (годовщину смерти). В силу этого сына часто иносказательно называют «кадиш» или «мой кадиш». Если в семье есть только дочь, то обычно эта обязанность падает на зятя.

Капота — традиционное мужское платье, длинный кафтан.

Кидуш — освящение субботы или праздника, благословения на вино и хлеб, произносимые перед праздничной трапезой.

Кидушин — обряд бракосочетания.

Кинес — траурные элегии, произносимые в синагоге Девятого ава, в день разрушения Иерусалимского Храма.

Китл — белый халат, надеваемый женихом на свадьбу.

Клезмеры — свадебные музыканты.

Кугл — род запеканки.

Лекех — род коврижки, традиционное угощение на свадьбе.

Магендовид — шестиконечная звезда.

Мазл-тов (букв. Доброй судьбы!) — традиционное поздравление и благопожелание.

Майрев — вечерняя молитва.

Маца — см. Пейсах.

Меламед — учитель в хедере.

Миква — купель, посещаемая прежде всего женщинами, чтобы очиститься от ритуальной нечистоты после регул.

Минха — послеполуденная молитва.

Миньян (букв, число, иврит, то есть нужное число) — кворум для публичного богослужения, не менее десяти совершеннолетних (старше 13 лет) мужчин.

Мицва — заповедь и одновременно доброе дело, связанное с исполнением этой заповеди.

Моэль — совершающий обряд обрезания.

Недельный раздел — часть текста Пятикнижия, прочитываемая в синагоге по свитку Торы и одновременно изучаемая в хедерах. Пятикнижие разбито на недельные разделы таким образом, чтобы за год прочитать его целиком. Название недельного раздела образовано из одного из первых в нем слов и служит также названием недели, на который чтение этого раздела приходится.