быть уверены, что познали это. То есть для познания некой вещи необходимо знать, из чего состоит эта вещь (материальная причина, например, медь или мрамор для статуи), как, по какой причине эта вещь возникла или появилась (движущая причина, например, резец скульптора), что именно представляет собой эта вещь, что является ее сущностью (сущностная причина, замысел в уме скульптора, до того как статуя была изваяна) и для чего существует данная вещь (целевая причина).

Аристотель так подводит итог своим размышлениям: «…причиной называется то содержимое вещи, из чего она возникает, например, медь — причина изваяния и серебро — причина чаши… форма, или первообраз, а это есть определение сути бытия вещи… то, откуда берет первое свое начало изменение или переход в состояние покоя, например, советчик есть причина, и отец — причина ребенка, и вообще, производящее есть причина производимого, и изменяющее — причина изменяющегося, цель, т. е. то, ради чего, например, цель гулянья — здоровье» (Метафизика, V, 2).

Указав на первенство Платона в открытии сущностной причины, Аристотель тем не менее решительно несогласен с тем, что эта причина, платоновский эйдос, существует отдельно от вещи в некой занебесной области. Аристотель подвергает учение Платона об идеях детальной и аргументированной критике. Эту критику Аристотель повторяет дважды: первый раз в первой книге «Метафизики», второй раз — в тринадцатой книге.

Что же не устраивает Аристотеля в платоновской теории идей? Во-первых, как указывает Аристотель, вводя идеи как принципы, объясняющие существование мира, Платон тем самым ничего не объяснил, он просто удвоил существование некоторых сущностей. Аристотель саркастически замечает, что тот метод, к которому прибегает Платон, напоминает человека, который, «желая произвести подсчет, при меньшем количестве вещей полагал, что это будет ему не по силам, а увеличив их количество, уверовал, что сосчитает» (Метафизика, XIII, 4). Во-вторых, Платон в своей аргументации неубедителен, ведь по его логике выходит, что должны существовать идеи и у того, у чего, по его мнению, идей существовать не должно, а именно у вещей преходящих, т. е. невечных, у единичных вещей, у вещей несуществующих, как, например, идея отрицания.

Следующий аргумент: если мы признаём теорию идей, то мы тем самым не только удваиваем мир, но гораздо больше увеличиваем количество сущностей в мире, потому что любой предмет существует не только благодаря идее этого предмета, но благодаря множеству других идей, которым он подчиняется. Например, человек существует потому, что есть идея человека, идея двуногого, идея разумного, идея животного, идея руки, идея ноги, идея добра, идея совести и т. д., — и все это должно входить сущностным необходимым моментом существования самой идеи человека. Получается, что идея человека включает в себя множество других идей. И само существование человека порождает существование такого огромного количества идей, что в этом многообразии любой запутается и не сможет объяснить сущность мира.

И еще один аргумент, который называется «третий человек». Если, допустим, есть человек и есть идея человека, то возникает вопрос: что связывает человека и его идею, благодаря чему человек причастен идее человека? По всей видимости, должна быть некоторая причина этого, т. е. идея причастности человека идее человека? Идея причастности человека идее человека получила название «третьего человека». Но можно продолжить этот аргумент и развить его до абсурда. Благодаря чему человек причастен идее причастности человека идее человека? Благодаря идее причастности человека идее причастности человека идее человека? А благодаря чему идея человека причастна идее причастности? Со всех сторон мы можем множить до бесконечности количество этих идей. Поэтому Аристотель и говорит, что платоновское объяснение ни в коей мере не может считаться удовлетворительным.

Но главным аргументом против платоновской теории идей можно считать тот, что неподвижные, вечные, существующие отдельно от вещей эйдосы не объясняют существование в мире движения, — а именно объяснение многообразия вещей и явлений мира является главной задачей Аристотеля. Идеи могут объяснить лишь существование и познаваемость вещей, но не их развитие, движение, возникновение и уничтожение, становление и т. п.

Однако сам Аристотель ни в коей мере не собирается отказываться от платоновского принципа объяснения мира и также считает, что одной из основных причин объяснения и существования сущего является сущностная причина, т. е. сущность вещи.

Подвергнув критике платоновское учение о сущности вещи как ее идее, Аристотель отвечает по-своему на вопрос, что такое сущность вещи. Этому посвящена седьмая книга «Метафизики» — одна из наиболее сложных книг «Метафизики» и, пожалуй, ключевая книга для понимания философии Аристотеля. Если первая книга является ключевой для понимания развития аристотелевской мысли, становления ее в историко-философском плане, то седьмая книга показывает сущностное становление мысли Аристотеля.

Аристотель указывает, что сущность должна обладать двумя критериями. Оба эти критерия Аристотель берет у Платона: сущность должна быть познаваема умом и существовать отдельно. Напомню, что, согласно аристотелевскому определению философии, эта наука занимается существующим самостоятельно и неподвижным. И вот таковым, существующим самостоятельно и неподвижным, должна, по Аристотелю, являться сущность вещи.

Аристотель выдвигает несколько вариантов того, что может быть сущностью вещи. Он называет субстрат (ὑποκείμενον, или материя), суть бытия вещи (τὸ τὶ ἐν εἴναι), их сочетание (т. е. единичный предмет), род и общее: «О сущности говорится если не в большем числе значений, то по крайней мере в четырех основных, ибо и суть бытия вещи, и общее, и род считают сущностью всякой вещи, и наряду с ними четвертое — субстрат, а субстрат — это то, о чем сказывается все остальное, в то время как сам он уже не сказывается о другом» (Метафизика, VII, 3). «Так же как субстрат, суть бытия вещи и сочетание их называются сущностью, так и общее» (Метафизика, VII, 13). Он подробно останавливается на каждом из этих кандидатов.

Материя не может являться сущностью вещи, поскольку она, хоть и существует самостоятельно, непознаваема. Понятны платоновские корни этого высказывания. Не являются сущностью вещи также род и всеобщее, потому что они не существуют самостоятельно, хотя и познаваемы. Здесь уже, наоборот, виден отход Аристотеля от Платона. Видно, что Аристотель последовательно придерживается критического взгляда на теорию идей. Самостоятельно, по Аристотелю, существует лишь материальный чувственный мир. Никакого мира идей в том виде, в каком его описывал Платон, Аристотель не признает. Чувственный мир для Аристотеля — это не мир платоновской пещеры, странный и существующий лишь в качестве тени на ее стене. Материальный мир для Аристотеля — это мир реальный, но существующий благодаря четырем причинам, главным образом благодаря сущности — тому началу, что дает источник существования и познаваемости этого мира. То есть именно сущность и существует самостоятельно, и позволяет мир познавать. Таким началом для Аристотеля