Мсье Деламбр хорошо подготовился. У него заготовлены карточки на каждого, и он постоянно что-то записывает – наверное, отмечает нюансы их поведения, но руки у него так дрожат, что я задаюсь вопросом: сумеет ли он прочесть свои записи, если они ему вдруг понадобятся? Мадемуазель Риве отнеслась к делу не с такой дотошностью, в руках у нее только то досье, что ей прислали, и она просто отмечает крестиком на полях прибывшего сотрудника. Создается впечатление, что она особо не готовилась.

С разрывом в пару минут явились мсье Жан-Марк Гено и мсье Поль Кузен.

Первый – экономист, и единственное, что можно о нем сказать, – он вполне доволен собой. Самоуверенная поступь, грудь вперед. Чувствуется, что сомнения его не гложут. Немного раздражает его расходящееся косоглазие: трудно определить, каким именно глазом он на тебя смотрит.

Его сосед по столу, мсье Поль Кузен, кажется прямой его противоположностью. У него огромная голова, и он устрашающе тощий. Похож на иезуита, испепеленного верой. Куча инженерных дипломов, бóльшую часть жизни проработал в Персидском заливе, вернулся на головное предприятие четыре года назад и сразу на пост, связанный с чудовищной ответственностью. Король техники, царь бурения.

Мадам Камберлин лет под пятьдесят, она руководитель проекта. Настолько уверена в себе, что решила явиться последней.

Мсье Дорфману не терпится перейти к делу.

Он постучал кончиками пальцев по столу и повернулся к мсье Ренару и Малику:

– Ну что ж, прежде всего позвольте мне от имени «Эксиаль-Европы» поприветствовать всех присутствующих. Представили вас друг другу немного наспех. Поэтому я сейчас…

В комнате наблюдателей атмосфера и так была не самой раскованной, но теперь она сгустилась до свинцовой тяжести.

Голоса из громкоговорителя звучат словно из иного мира и несут в себе страшную угрозу.

Я глянул на мсье Лакоста, который ответил мне легким движением головы.

Я вышел из комнаты и присоединился к своей команде, которая ожидала меня в соседнем помещении.

(«…Весьма обнадеживающее слияние, с которым мы можем себя поздравить…»)

Все трое были в полной готовности, настоящие профессионалы, я только поправил автомат Ясмин, чтобы дуло было расположено горизонтально, – чистый рефлекс. Потом я развел руки.

Жест был предельно ясен: начинаем.

Кадер кивнул.

Они тут же двинулись.

Я смотрел, как они идут по коридору («…и представляет собой радикальный поворот в глобальной стратегии действующих в данном секторе субъектов. Вот почему…»). Я пошел следом за ними, но тут же свернул и снова встал за спинами мсье Деламбра и мадемуазель Риве.

Группе коммандос потребовалось чуть меньше семи секунд, чтобы подойти к конференц-залу и рывком распахнуть дверь.

– Руки на стол! – проревел Кадер, пока Мурад занимал позицию справа от него, чтобы полностью перекрыть зал.

Ясмин быстрым решительным шагом обошла стол и подтвердила серьезность приказа резким ударом ствола своего «узи» о столешницу.

Общее оцепенение было столь глубоким, что никто не шелохнулся и ни один звук не вырвался ни из одного горла. Все замерли, едва дыша. Сотрудники «Эксиаль» уставились, ничего не понимая, на ствол автомата в нескольких сантиметрах от собственного лица. Буквально загипнотизированные, они даже не осмеливались поднять глаза на тех, кто эти автоматы держит.

Впившись в экран, мсье Деламбр попытался что-то черкнуть в блокноте, но рука его слишком сильно дрожала. Он глянул вправо. Мадемуазель Риве тщетно попыталась изобразить некоторую отстраненность, но сцена разыгралась столь внезапно, что лицо ее покрылось той же бледностью, что и у соседа.

Пользуясь дистанционным управлением, я включил камеру общего вида и быстро оглядел стол: все пять сотрудников застыли с выпученными глазами, ни один не осмелился шевельнуться, всех словно парализовало…

На экране мы увидели, как Кадер подходит к мсье Дорфману.

– Господин Дорфман… – начал он с сильным арабским акцентом.

Глава «Эксиаль» медленно поднял голову. Он вдруг показался и меньше ростом, и намного старше. Рот его был по-прежнему приоткрыт, глаза вылезали из орбит.

– Вы поможете мне прояснить ситуацию, если не возражаете, – продолжил Кадер.

Даже если б у кого-то и возникла нелепая мысль вмешаться, времени на это у него не осталось. Меньше чем в две секунды Кадер выхватил свой «зиг-зауэр», направил его на мсье Дорфмана и нажал на спуск.

Выстрел был оглушительным.

Тело мсье Дорфмана отбросило назад, кресло его на какое-то мгновение зависло в пустоте, затем тело качнулось к столу и рухнуло на него.

Затем события ускорились. Малик, который играл роль клиента, вскочил – его огромная джеллаба взметнулась вокруг него – и стал что-то орать по-арабски командиру коммандос. Слова налезали друг на друга, ярость выплескивалась в оскорбления, которые свидетельствовали об охватившей его панике. Речь лилась потоком. Поток иссяк, когда Кадер выпустил первую пулю ему в грудь; пуля вошла туда, где предполагается наличие сердца. Молодой человек начал поворачиваться вокруг собственной оси, но не успел завершить движение. Вторая пуля попала ему в живот, он согнулся от удара и тяжело рухнул на пол.

Поведение заложников традиционно делится на три категории: физическое сопротивление, словесное сопротивление, непротивление. Разумеется, мы стараемся подтолкнуть к непротивлению, которое значительно облегчает нашу задачу в ходе дальнейших операций. На подготовительной стадии я решил, что один из заложников воплотит проигрышную стратегию (и Малик только что вполне убедительно ее продемонстрировал), чтобы направить остальных по правильному пути, то есть по пути непротивления. Компания попросила нас протестировать их на сопротивляемость шоку, что означало, как неоднократно напоминал мне мсье Лакост, оценить степень их сотрудничества с противником, распределяющегося по шкале от категорического противодействия до безоглядного содействия. Для этого требовалось, чтобы они согласились вступить в переговоры, и лучше всего было показать им, что в реальности это единственно правильный путь.

Но вернемся к происходящему.

После первой же пули все участники едва сдержали крик. Представьте дальнейшее: в зале еще звучит эхо трех выстрелов, атмосфера более чем насыщенная, и двое мужчин лежат в лужах крови, которые все шире растекаются под ними.

Инстинктивно Эвелин Камберлин прижимает руки к ушам, а Максим Люсей, с закрытыми глазами и потерянным видом, упершись обеими ладонями в стол, мотает головой из стороны в сторону, словно перекатывая мозг внутри черепа.

– Полагаю, правила игры изложены достаточно ясно. Меня зовут Кадер. Но у нас еще будет много времени, чтобы познакомиться.

Голос доносится до них как сквозь вату.