Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я доковылял вместе с полицейскими до их автомобиля и, уже когда они садились внутрь, сумел попросить о помощи. Наверное, говорил я ещё с трудом, и они меня не поняли, посоветовали идти домой проспаться, пошутили что-то на тему алкоголя в середине дня и попытались закрыть дверь.
Вот в этот момент я увидел второго Шварценеггера, подходившего с другой стороны. Он шёл с таким видом, будто оказался тут случайно и ему совершенно нет дела до меня и полицейских. Тут у меня прорезался голос, я смог громко и отчётливо заявить, что за мной гонятся бандиты и одновременно дёрнул дверь машины на себя, чтобы её не закрыли. Полицейский посчитал это невероятной наглостью, выскочил из машины и оттолкнул меня, разлив при этом свой кофе. Сказал, что его дежурство закончено и если у меня проблемы, то стоит позвонить по номеру сто десять. А от него я могу получить только дополнительных проблем. И на этом он вознамерился опять сесть в машину. Его напарник уже сидел за рулём. Оба бугая были совсем близко. Думаю, ещё пара секунд и они бы меня схватили, сказав «стражам порядка», что успокаивают поддатого друга. Ещё бы и извинились за моё поведение. Но я им этих секунд не дал, найдя, как мне показалось в тот момент, единственный возможный способ – я ударил полицейского. Прямо по лицу. В челюсть. Со всей силы. Даже переборщил. Как потом выяснилось, я ему даже зуб выбил. А вот нечего было оставлять гражданина в беде. Зато я смог до них достучаться.
Оба полицейских мгновенно меня скрутили и, кажется, уже через секунду я был в наручниках на заднем сиденье их машины. Гнавшиеся за мной бугаи что-то говорили, но их никто не слушал. А минут через пятнадцать у меня отобрали телефон, кошелёк, ключи и часы, вытащили ремень из брюк и шнурки из ботинок, а потом оставили в камере в полицейском отделе. И там я решил, что избежал опасности.
Вот только так не думали откровенно уголовные элементы, которые уже находились в камере. Как я понял, их несколько часов назад взяли за драку, предъявить в отсутствии заявлений им ничего не могли и скоро должны были отпустить. А меня им закинули, видимо, в воспитательных целях. Чтобы я проникся серьёзностью ситуации. Сейчас я понимаю, что надо было быть внимательнее к своим словам и уважительнее к окружающим, но тогда мне казалось, что все самые большие проблемы позади и мне светит максимум штраф за хулиганство. Так что я расслабился, что-то не то ответил на не помню уже какой вопрос, грубо попросил оставить меня в покое… И через минуту свернулся у двери калачиком, безуспешно стараясь прикрыть одновременно и живот, и бок, и лицо. Били меня четверо. Ногами. Не глядя, как придётся, куда попало. И, наверное, мне просто повезло, что я остался только с разбитым носом и синяками по всему телу, но без серьёзных травм.
Я не помню, как приходил в чувство. Осознал себя лежащим на полу, перепачканный кровью из разбитого носа и ничего не видя заплывшим левым глазом. А ещё всё болело. Я даже решил, что мне что-то отбили из внутренних органов и я умираю. И был в этом уверен, пока меня не оттащили в комнату для допросов, где та пара полицейских, которой я помешал пить кофе и отдыхать после смены, начала мне рассказывать о моём будущем.
Они, как это заведено в их профессии, разделились на доброго и злого полицейского. Только добрый был тоже немного злым. Один мне предполагал, что в камере меня порежут в первые же полчаса, а другой успокаивал, утверждая, что пару дней я там протяну. Первый обещал засунуть в меня все четыре ножки от стула, а второй считал, что влезут только две. Мне в их диалоге реплик не находилось. Я сидел прикованный наручниками к стулу и склонялся к мысли, что надо было договариваться с китайцами.
Вдоволь поиздевавшись надо мной, как следует запугав, полицейские перешли к конструктивным предложениям. Точнее, к требованиям. Оказалось, что если я оплачу стоматолога пострадавшему, то они меня смогут простить. Останется только компенсировать им издержки: пролитый кофе, затраты на внеплановую поездку в участок, моральные страдания и переработку. Последнее, по их словам, произошло из-за того, что они оказались в участке после окончания смены и бездушный компьютер считает, что они всё ещё на службе, а значит начислит им соответствующее вознаграждение, которое будет выплачено из бюджетных средств, получаемых из налогов, то есть отчислений каждого порядочного гражданина Кореи в том числе и полицейских, которые стояли передо мной. Получилось, что они из-за меня заплатят больше налогов и их тоже надо компенсировать.
Я не особо спорил, понимая, что вариантов никаких нет. Либо я остаюсь там, либо выхожу без денег. Обратно к сокамерникам совсем не хотелось, так что возможность откупиться в тот момент казалась мне единственным путём к спасению.
Но оказалось, что есть и другой путь. Когда полицейские поняли, что я созрел для подписания с ними мирового соглашения, они сели за стол и уже не повышая голос начали обговаривать детали. От меня опять не требовалось участие в разговоре – они сами за меня всё решали. А мне только объясняли, что вот сейчас мы с ними поедем к одному банкомату, потом ко второму. И они сами знают к каким именно, потому что нужны такие, где нет камер видеонаблюдения. Когда предложил отдать им карточку, мне объяснили, что пользоваться чужой кредитной картой противозаконно, а полицейские никак не могут нарушать закон.
Так вот, неожиданно на «доброго» полицейского (того, что был с целыми зубами) упала дверь. Вот он сидит и что-то говорит, мгновение… И только что крепкая входная дверь, запертая на замок, летит внутрь кабинета, врезается в сидящего ближе всех полицейского и с грохотом падает. У меня в тот момент, как я уже упоминал, не видел левый глаз, поэтому я не видел начала полёта и не сразу разглядел его причину. А для сидящих боком к двери полицейских это вообще было полной неожиданностью.
«Добрый», я так понимаю, так и не понял, что случилось. Упал на пол, вроде, без сознания и больше в событиях не участвовал. Зато его беззубый напарник успел вскочить, повернуться к опасности лицом, схватиться за висящую на поясе дубинку… и потерять ещё пару зубов. Ну ладно, насчёт последнего не уверен, но кулак в челюсть ему прилетел знатно.
А