смерти, я, как в кривом заколдованном зеркале, разглядела плачущую Ингу, наших испуганных, забитых неудачников, гордого Илюху и себя…

— Лера, к тебе гости… — раздается над ухом мамин шепот, и я с трудом разлепляю тяжелые веки. Яркий солнечный луч переместился к подоконнику, в нем мерцают и переливаются золотые пылинки, в комнате духота, с ветки яблони облетел цвет, но среди листьев проглядывают нежно-зеленые завязи.

— Рюмин, что ли? — хриплю, недовольно приподнимаюсь на локтях и сверяюсь со временем. Ничего себе: почти обед!..

— Нет, не он. — Мама загадочно поджимает губу, выдерживает театральную паузу и выпаливает: — Ваня Волков. До чего же он хорошенький!.. Говорит, вы договорились куда-то сплавать?

* * *

Глава 31

Ошеломительное известие ударяет кулаком по лбу, мгновенно прогоняет сон и ввергает меня в пучину паники. Неприятные вопросы про подкуп учителей, приготовленные для мамы, тут же вылетают из головы, вслед за ними из груди готово эвакуироваться взбесившееся сердце.

— Мам, займи его чем-нибудь! Я сейчас! — громко шиплю, подрываюсь с кровати и, запутавшись ногой в одеяле, едва не падаю.

— Уже. Чай с панкейками предложила! — мама хохочет над моими метаниями и мечтательно возводит очи к потолку. — Эх, юность. И погода отличная, как по заказу. Настоящая романтика — поплавать с таким завидным кавалером и полежать на теплом песочке…

— Ну ма-ам! — я рычу и злобно прищуриваюсь. Шутливо погрозив пальцем, она покидает комнату, а я, создавая неимоверный грохот, лечу в ванную, встаю под душ и, не теряя ни секунды, остервенело чищу зубы.

Из распахнутых настежь окон веет жарой, соседские курицы дремлют в прохладной тени навеса, над клумбами порхают бабочки, в пронзительно-голубом небе нет ни облачка.

Углубляюсь в шкаф и нахожу темно-зеленый купальник, белую шляпу с широченными полями и голубой сарафан из легкого ситца. Он короткий и не скрывает побледневшие кровоподтеки на коже, но для Волкова они уже не являются тайной, и прятать их было бы странно.

Черт знает, может, подспудно я даже желаю, чтобы он снова увидел их и получше ко мне присмотрелся…

Я собираюсь порвать с бессмысленным прошлым, но оно отпустит, только когда я перестану быть для Волкова злобным ничтожеством, как та истеричка Ульяна.

Глубоко вдохнув, трясу влажной шевелюрой, скрываю опухшие от слез веки за темными очками в пол-лица и выхожу на кухню. Завидев меня, Волков тут же встает из-за стола, и в полупустой фарфоровой чашке нежно звенит серебряная ложечка.

Он в просторной белой футболке и шортах, из кармана торчит вчетверо сложенная панама, на предплечье сияет татуировка, черные очки подняты на темя на манер ободка. Он убийственно круто выглядит, обалденно пахнет, и я срочно нуждаюсь в опоре — ею так кстати становится прохладная кафельная стена. Борясь с наваждением, тайком щиплю кожу на запястье, но сон не рассеивается, а Волков не исчезает.

— Спасибо, Тамара Алексеевна, вы круто готовите, — вместо приветствия он обращается к моей матери, и та окончательно «плывет»:

— На здоровье, Ванечка. Да ты же практически ничего не съел. Подождите, я вам с собой заверну! — под предлогом поисков контейнера для еды, мама скрывается в кладовой и наконец оставляет нас наедине.

Повисает тишина, достойная лучшего драматического произведения.

Волков без стеснения пялится на мое декольте, и у меня предательски подкашиваются коленки. Мгновенно припоминаются вчерашние разговоры, слезы, признания и наше непредвиденное сближение, и щеки вспыхивают. То, что было простительно при тусклом ночнике, сейчас кажется чем-то слишком интимным и непозволительным для простых одноклассников, которые, к тому же, друг друга недолюбливают.

— Ого. Чем обязана? — хрипло выдаю я, хватаясь за горячий бок приготовленной для меня чашки.

— Ты говорила про какую-то поляну. Где, ну… — Волков вздыхает и подбирает подходящие слова: — Где мозги встают на место и можно заново обрести себя. Поехали. Мне тоже это нужно. Даже если не поможет, проведем время с пользой, на природе.

Я делаю огромный глоток ароматного кипятка, давлюсь и с трудом проталкиваю его в горло. Сюрреализм. О таком повороте событий я даже мечтать не смела, но едва ли выдержу тот же градус откровенности при свете дня.

— С радостью! — выпаливаю я. — Только у меня условие. Мы не потащим туда свои проблемы, ладно?

— Забились, — неожиданно быстро соглашается Волков. — С моей стороны неудобных вопросов не будет.

* * *

Я специально оставляю телефон на тумбочке — на случай, если Илюха вознамерится меня доставать. Скрипнув зубами, перенимаю у сияющей мамы пакет с едой и минералкой, складываю в небольшой джинсовый рюкзак, и, пока Волков натягивает в коридоре кеды, как могу уворачиваюсь от ее дурацких намеков и давно не актуальных напутствий.

На улице ни души — в выходные население Соснового уезжает за покупками в Задонск или дружно вкалывает на приусадебных участках. Рюмина поблизости не наблюдается, но я все равно не могу сладить с накатившей паранойей и ежеминутно озираюсь по сторонам.

Волков без слов забирает у меня рюкзак, вешает на плечо и уверенно шагает рядом.

Над асфальтом колышется прозрачное марево, по раскаленной, истекающей гудроном поверхности ползают солнечные блики и сетка теней. Жасмины и сирень благоухают во всю мощь, на белую футболку Волкова больно смотреть даже через затемненные стекла, и душа вот-вот взорвется от переполнивших ее эмоций, не поддающихся осмыслению.

— А где мы возьмем нормальную лодку? — спохватываюсь я, но Волков остается предельно спокойным.

— У Анастасии Ивановны есть.

Я на миг подвисаю и ахаю:

— Ты знаешь нашу ведьму?

— Ведьму? — недоуменно переспрашивает он. — Если это прозвище той старушки, то — да, немного знаю. Утром помогал ей с переездом.

— С каким еще переездом?

— В пансионат в Задонске. Я не особо в курсе, но моя бабка вроде бы долго выбивала для нее место. Место освободилось. Мать растолкала меня перед завтраком и велела помочь — перетащить ее пожитки в машину. Вещей у нее было мало — куча старых глянцевых журналов и допотопное пальто, — зато я столько хорошего о себе услышал…

Волков тушуется, но я продолжаю его донимать:

— Жуть! И как она тебе?.. Что-нибудь вещала?

— Ага. Что-то про смелых и сильных, но на самом деле беззащитных. И про спокойствие, которое обрело спокойствие и в помощи больше не нуждается. Не уверен насчет ее паранормальных способностей, но точно знаю, что у нее деменция.