уничтожают Вавилонию, а Кассий уже стер с лица земли дружественный греческий город Селевкию. Римские солдаты врываются в святилище в поисках поживы, прежде чем предать здание огню. Они замечают золотую шкатулку, а жрецы Аполлона позволяют трагической «случайности» произойти, понимая, что римская армия по меньшей мере столкнется с патогенами и распространит их дальше по всем своим провинциям вплоть до Италии. Солдаты, живущие далеко от дома и в переполненных палатках, как отмечает Кристофер Фараоне, представляли «великолепные мишени для множества новых бактерий и вирусов, к которым не имели иммунитета»[242].

Какая-то часть местного населения, возможно, уже имела иммунитет к болезнетворным микроорганизмам, хранившимся в здешнем храме, но опасность при хранении тайного бактериологического оружия в собственном городе, безусловно, существовала. Часто трагические случайности происходили с теми, кто работал с отравленными стрелами и ядовитыми веществами; точно так же работа с микробами всегда подразумевает риск самозаражения.

Такие проблемы существуют и в наше время. Яркий пример «отравления отравителей» относится к 1941 году, когда японцы атаковали 11 городов Китая бактериологическим оружием. Сообщается о тысячах жертв в рядах самой японской армии при попытке заразить один только город Чандэ. По мрачной иронии, доктор Сиро Исии, возглавлявший эти атаки, сам пал жертвой увлечения биологическим оружием: он страдал от хронической дизентерии.

В ходе разработки наступательного биологического оружия в США (1943–1969) поступали сообщения о более чем 40 необратимых «случаях заражения на рабочем месте», а с 1950-х годов военные эксперименты с биологическим оружием ассоциируются с несколькими вспышками заболеваний у гражданского населения. После того как в 1970-е годы искоренили оспу, вакцинация жителей прекратилась, а лаборатории во всем мире, как предполагается, уничтожили свои запасы этого вируса, кроме двух специально утвержденных центров – одного в США и одного в СССР. Ходили слухи, что этот вирус продолжали производить, а пробирки с новыми штаммами оспы (якобы устойчивыми к вакцинам) стоят в лабораторных морозильниках по всему миру. Эта опасная ситуация описана в книге Ричарда Престона «Дьявол в морозильной камере» (The Demon in the Freezer, 2002). Название сразу вызывает в памяти древних демонов чумы, пойманных в запечатанные сосуды в храмах[243].

Понимание древними опасностей мора как оружия ясно видно и в традиционных греческих молитвах, где Аполлона просят в мирное время отложить свой лук и колчан чумных стрел. И в молитве древних хеттов чумного бога также прямо просят разить врага, «но когда ты возвращаешься домой, то откладывай свой лук и закрывай колчан»[244].

Биологический саботаж, который, по моему предположению, придумали храмовые жрецы в Вавилоне и Иерусалиме, основан на жадности захватчиков и их склонности к грабежам. Инфекция распространялась в виде привлекательной наживки. В следующей главе пойдет речь о том, как военачальники извлекали выгоду из желаний, грехов или попустительства своих противников. Но прежде, чем обратимся к ядовитым сладостям и отравленному вину на войне, мы рассмотрим уникальную военную хитрость, являвшую собой верную смерть в привлекательном обличье.

В Индии, где можно было найти любые ядовитые вещества, отравление служило излюбленным способом политических убийств – как в мифологии, так и в истории. Одним из самых изощренных методов, описанных в литературе на санскрите, была отправка подарка, перед которым было невозможно устоять, – так называемой Ядовитой девы (Вишна-канья). В «Катхасаритсагаре» («Океан сказаний») – сборнике индийских сказаний, составленном поэтом Сомадевой (ок. 1050 г. н. э.), царь Брахмадатта «отправлял ядовитых дев танцовщицами в лагерь врагов». То была древняя вариация на современную тему «спящих агентов» – никому не известных затаившихся киллеров или террористов, только и ждущих приказа об убийстве. Ядовитые девы тщательно «готовились» и применялись как тайное оружие. Прикосновение, поцелуй и тем более сексуальный контакт с одной из таких соблазнительных, но смертельно опасных особ влекли за собой верную гибель.

Представление о том, что некоторые люди могут быть ядовиты сами по себе и способны убить одним прикосновением или дыханием, – чрезвычайно давний фольклорный мотив. Согласно распространенному в то время мнению, человек мог стать ядовитым, если всю жизнь поедал различные яды, то есть действовал как реальный исторический персонаж – царь-параноик Митридат VI Евпатор, желавший стать неуязвимым для ядов. Эта тема возникает и в западной, в индийско-персидской литературе: в 1844 году Натаниэль Готорн написал рассказ «Дочь Рапачини»; подобное же говорили и о султане начала XVI века Махмуд-шахе. В рассказах отражены народные представления о возможности приобрести иммунитет к ядовитым растениям и змеиному яду (доказательством чего служило племя псиллов – североафриканских заклинателей змей), однако их можно считать и первыми попытками объяснения того, как вирусы и бактерии таинственным образом передаются от человека к человеку[245].

Согласно древним индийским и арабским легендам, царь Чандрагупта и Александр Македонский едва не стали жертвами ядовитых дев. Империя Маурьев в правление Чандрагупты после смерти Александра в 323 г. до н. э. сделалась самым могущественным государством Индии. Министр Чандрагупты Каутилья, автор «Артхашастры» – книги, исполненной макиавеллизма, – спас царя от многочисленных покушений. В VII в. н. э. историк Вишакхадатта рассказывал, как Каутилья предотвратил заговор, вовремя отправив ядовитую деву из спальни царя к одному из его врагов.

Подобный же заговор, по утверждению ряда античных и средневековых источников, имел целью убить Александра Македонского. Самая ранняя версия истории о том, как к завоевателю подослали ядовитую деву, появилась в 1050 году в книге на латинском языке, написанной на базе более раннего арабского перевода утраченной греческой рукописи. В этом рассказе царь Индии послал Александру множество драгоценных подарков, среди которых была и «прекрасная дева, которую кормили ядом, пока она не приобрела природу ядовитой змеи». Сраженный ее красотой, Александр «с трудом сдерживался, чтобы не обнять ее сразу же». Утверждалось, что не только ее укус или прикосновение, но даже само ее дыхание способно было убить монарха, но помешал доверенный советник, философ Аристотель. Тот разоблачил заговор и не дал царю приблизиться к «посланнице смерти»[246].

История с Александром, разумеется, легендарная: Аристотель никогда не бывал в Индии. Но сама идея ядовитых дев, возможно, содержит зерно истины. Сравнение красивых девушек со змеями обыгрывает представление о том, что заклинатели змей получали неуязвимость к их яду, принимая внутрь небольшие дозы яда. Как отмечает фольклорист Норман Пензер, в античности существовало мнение, согласно которому укус заклинателя мог быть столь же ядовит, что и укус самой змеи. Пензер также изучил вероятность того, что «яд», передаваемый через половой контакт с ядовитыми девами, на самом деле был венерическим или другим смертельным инфекционным заболеванием, передающимся при личном контакте, – например, оспой. Наиболее вероятная расшифровка рассказов о ядовитых девах – это были переносчики инфекций, призванные заражать врагов