— Господин председатель, — ответил на это Хальдер, дрожа от волнения, — предлагаю вам закончить резюме. Пора переходить к обсуждению резолюции или послания, ради которого все это и было затеяно. Нико попытался взять себя в руки. Почему он сошел с привычных рельсов, в какой момент увлекся идеей “биологического манипулирования”? ЕСЛИ путь к выживанию существует, то он ведет в эту сторону. Но верит ли он сам в это ЕСЛИ? У него снова защемило сердце, и он сделал жест, словно снимая паутину с лица.

— Должен попросить прощения, — заговорил он спокойным тоном, — если слишком настойчиво подчеркивал один-единственный, гипотетический путь выхода из тупика, в который загнало себя человечество. Другие участники предлагали другие способы, так хорошо нам запомнившиеся, что я не стану утомлять вас их повторением. С некоторыми, например, с предложениями Хальдера и Бурша, я не могу согласиться, другим — например, предложениям Уиндхема и брата Тони, симпатизирую. Однако и то, и другое — способы долгосрочного воздействия, а историческое время обманчиво: оно не течет с одинаковой скоростью, а ускоряется, как река с приближением к порогам. Понадобилось две тысячи лет, чтобы осуществилась мечта Икара о воздухоплавании, а полет на Луну отделяют от братьев Райт какие-то шестьдесят пять лет! Если угроза, нависшая над нашим видом, столь серьезна, как это нам видится в моменты просветления (потом мы расслабляемся и предпочитаем об этом не думать), то мы обязаны набраться смелости, призвать на помощь воображение и постараться нащупать способ выживания планетарного масштаба.

Все решили, что это финал выступления, но Соловьев, сделав короткую паузу, сказал скороговоркой:

— В заключение позвольте еще раз напомнить вам о знаменитом письме Эйнштейна, о котором я говорил в своем вступительном слове, как о примере, способном нас вдохновить. — Наступил самый ответственный, пугающий момент. — Посему готов выслушать ваши предложения, каким может быть наше коллективное послание.

Он откинулся на спинку кресла. Он сделал все, что мог. В тишине снова стал слышен колокольный звон за окнами. Сейчас он казался ироничной строчкой восклицательных знаков. Небо над горами слепило безупречной голубизной, ледники, как обычно, не имели ни малейшего отношения к заботам рода человеческого.

Первой заговорила Харриет.

— Господин председатель, я предлагаю вообще отказаться от идеи послания.

— А я, — проскрежетал Бурш, — предлагаю назначить редакционный комитет, который подготовит подробное и беспристрастное изложение прозвучавших здесь предложений и запросит выделения существенных финансовых средств.

— Бурш прав, — сказал Блад. — Требование денег — признак респектабельности.

— Господин председатель! — взвился Хальдер. — Мое предложение — оставить неуместные шутки.

— Я поддерживаю предложение профессора Бурша, — сообщил Джон Д. Джон.

Петижак повторил свое невразумительное шоу с клейкой лентой. Теперь Нико был готов пожать ему руку. Наступила пауза. Внезапно двери распахнулись, и перед участниками конференции предстал Густав, любитель театральных эффектов: щелкнув по-военному каблуками, он подал председателю телеграмму.

— Гермес, посланец богов, — хихикнул Уиндхем.

— Оплачен ответ в тысячу слов, — торжественно провозгласил Густав и удалился.

Нико пробежал глазами текст и скорчил недоверчивую гримасу.

— Оплачен ответ в тысячу слов, — повторил он. — Гермес не ошибся. И как вовремя! Это, конечно, Бруно: он предлагает нам проект обращения. Вот что здесь говорится. — И он приступил к чтению: — “Господин президент…”

Петижак вскочил, постоял несколько минут по стойке смирно с заклеенной скотчем физиономией и снова уселся.

— “Господин президент, в этот критический момент, когда могущественные армии Вашей страны готовятся выступить на защиту свободы Вашего народа и всей планеты, мы, представители различных направлений науки и искусства, спешим заверить Вас и Ваше правительство в нашей единодушной и безоговорочной поддержке…” Текст длинный, но суть уже ясна.

— Господин председатель, — важно проговорил Бурш, предлагаю одобрить проект.

— Поддерживаю, — немедленно отозвался Джон Д. Джон.

Петижак оторвал от лица скотч и сказал:

— Merde!

У Нико усилилось ощущение нереальности происходящего. Неожиданно для себя самого он перешел на французский:

— Mais ce n'est pas serieux…

— Господин председатель, — сказала Харриет, — я категорически против такого проекта. Это политическая декларация, не соответствующая целям конференции.

Ее слова были встречены одобрительным гулом.

— Поддерживаю, — сказал Нико. — Проект Калецки снимается с обсуждения. Что у нас есть помимо него?

Все “девушки по вызову”, за исключением Бурша и Джона Д. Джона, так обрадовались, что отпала необходимость занимать политическую позицию, что не потрудились сделать из сообщения Бруно главный вывод. Атмосфера разрядилась. Уиндхем поднял пухлую руку. В сходные с этим критические моменты в истории оксфордской дипломатии его поднятая рука часто утихомиривала страсти.

— Как представляется, господин председатель, перед нами два предложения: доктора Эпсом — никаких обращений, и профессора Бурша — учредить редакционный комитет. Однако в редакционном комитете должно быть не меньше трех человек, а я сомневаюсь, что среди нас наберется даже трое, одинаково относящиеся к желательности тех или иных прозвучавших здесь предложений и к приоритетности их осуществления. Если вы со мной согласны, то остается одно: отказаться от обращения. Тем не менее, обращение, так или иначе, уже существует — я имею в виду записанные на магнитофон выступления. Предлагаю незамедлительно опубликовать труды конференции и считать этот том единственным обращением. Пусть заинтересованный читатель сам решит, какой из предложенных “принципов выживания” ему больше импонирует…

Все дружно издали вздох облегчения. Предложение Уиндхема было принято без дальнейшего обсуждения. Идея повторения письма Эйнштейна бесславно почила: с ней безболезненно покончила изощренная дипломатия Уиндхема. Нико было стыдно смотреть на Клэр; он так оцепенел, что даже не сумел высказать сожаление. Он с самого начала знал, что конференция окажется бесплодной, что пресловутое письмо так и останется недосягаемой мечтой. Глупо было, уподобляясь школьнику, рассказывать Клэр о конспиративных полуночных бдениях. Все это не имело ни малейшего значения. Се n'est pas serieux…

Время близилось к шести вечера, коктейль-холл за дверью уже оказывал свое магнетическое действие. Нико оставалось сделать рабочие сообщения об уплате гонораров и процедуре отъезда. На следующий день в одиннадцать утра в долину должен был выехать специальный автобус. Перед этим для желающих в деревенской церкви будет отслужена специальная месса. Выпалив все это, Соловьев без лишних церемоний объявил симпозиум завершенным.

Вечером проводился индивидуальный разбор полетов.