– Да. – Она смотрела сквозь меня. – Тогда он был счастлив.

* * *

Около полуночи мы вернулись назад в Нортгейт. В камине горел огонь, в ведерке со льдом стояла бутылка вина, а по теплым комнатам плыли звуки концерта для скрипки Санкца. Квинда просматривала материалы, полученных мною в Обществе Талино и Институте Мачесны, и, поскольку я ей ничего не объяснил, наверное, пришла к заключению, что я больше нее помешан на этой теме.

– Они отыскали сохранившийся деллакондский фрегат, ты знаешь? Они с Гейбом. Это – археологическая находка, которая бывает раз в жизни. Мой дедушка посвятил поискам пятнадцать лет. Ближе к концу он привлек Гейба, и они вместе нашли «Регалию», пропавшую у Гранд Салинаса. – Ее глаза удовлетворенно блестели. – Они пересмотрели груды отчетов, рассчитали траектории, и еще Бог знает чем занимались. Я была уже достаточно взрослой, поэтому поняла, что они ищут, и насколько это важно. Проблема состояла в том, чтобы реконструировать сражение до такой степени, когда можно рассчитать маневры всех участвующих кораблей: курсы, скорость, удары, следующие за ними попытки экипажей скомпенсировать их и тому подобное.

– Задача почти невозможная.

– Они сузили область поиска. Дедушка рассказывал, что дюжины кораблей были разбросаны взрывами в различных направлениях, они все еще дрейфуют там, в пространстве, и их можно найти, если знать, где искать. Только двести лет – большой срок. Они разлетаются все дальше и дальше.

– Расскажи мне о «Регалии».

– Ашиуры поразили ее какой-то разновидностью электромагнитного импульса. Корпус корабля остался неповрежденным, но все бортовые системы окончательно вышли из строя. По словам деда, экипаж сам прожег дыру в носовой переборке, чтобы выбраться наружу и восстановить подачу энергии. Пятерых выбросило в это отверстие. Трое остальных оказались в ловушке и не смогли им помочь. Исследовательская группа нашла их в герметичном отсеке. Но сам корабль был в хорошем состоянии.

– Гейб мне рассказывал, – подтвердил я. – Там произошел несчастный случай.

– Вскоре после того, как они проникли на корабль, он взорвался. Кто-то из группы до чего-то там дотронулся. Никто так и не понял, что же произошло. Официально об этом не упоминалось, но, по мнению дедушки, это было дело рук «немых». Это сделал человек по имени Кениг, который, как они потом решили, был подкуплен «немыми».

– Какое дело ашиурам до двухсотлетней развалины?

Она испытующе посмотрела на меня. Прищурилась, принимая решение, и ответила:

– Дедушка не знал, но, как я понимаю, происходили и другие вещи, позволяющие предположить, что кто-то не хочет, чтобы экспедиция добилась успеха.

– А что случилось с Кенигом?

– Вскоре он умер. Болезнь сердца. Он был еще совсем молодым и на сердце раньше не жаловался. – Квинда отпила вина. – Не знаю, возможно здесь что-то есть. Однако дед уже никогда не стал прежним. Получить в руки такой приз и потерять его... – Она вздохнула. – Он умер вслед за Кенигом.

– Мне очень жаль, – сказал я.

– Гейб сделал все от него зависящее, чтобы помочь. Я так и не знаю, что нанесло больший вред – потеря находки или насмешки коллег. Теперь меня приводит в отчаяние, что я познакомилась со многими из них лично. Они – не мстительные люди, они просто не поняли чувств дедушки или, может, им было наплевать, их замотали собственные проблемы. Лландмен и его фрегат – это стало чем-то вроде анекдота: как будто Гарри Пеллинор открыл развалины на Белариусе, а потом забыл, где они находятся.

Собранные мною материалы эпохи Сопротивления были разложены на двух столах. Квинда трудилась в поте лица, просматривая их, удовлетворенно кивала при виде изокристаллов, томов Кэндлза и прочих вещей.

– Я даже не представляла, – сказала она, перелистывая «Записные книжки» Лейши Таннер, – настолько ты увяз в этом, Алекс.

– Кажется, я увлекся. Тебе она знакома? – спросил я.

– Таннер? – Лицо Квинды сияло. – Да! Одна из самых привлекательных личностей того периода.

– Она начала как пацифистка, – сказал я, – а закончила участием в войне. Что произошло? Ты знаешь?

Квинда положила ногу за ногу и энергично наклонилась вперед. Я сразу понял, что Таннер – ее конек.

– Она никогда не была пацифисткой, Алекс. Она полагала, что войны можно избежать, и боролась за то, чтобы стороны сели за стол переговоров. Симов такой подход не очень-то устраивал.

– Почему?

– Они считали, что любая попытка примирения, пока сила на стороне «немых», является признаком слабости. Если бы их противниками были люди, тогда это было бы правдой, но с ашиурами, они, возможно, просчитались. Таннер знала о противнике столько же, сколько любой другой человек в то время, однако считала, что с ними можно вести переговоры.

– Как она очутилась во флоте Сима?

– Очень просто. Она каким-то образом добралась до Сима и убедила его дать ей возможность провести переговоры с «немыми». Сим пошел ей навстречу, значит, она привела убедительные доводы.

– Но, очевидно, ничего не вышло?

– Он согласился на ее встречу с командиром «немых» Мендолсом Барозой.

Местом переговоров выбрали кратер на безымянном спутнике в одной из периферийных систем, которая не интересовала ни одну из сторон. Таннер оказалась единственным человеком среди конфедератов, бывавшим раньше у «немых» и умевшим общаться с ними. И, самое важное, умевшим скрывать от них свои мысли.

При ее встрече с парламентером «немых» Сим и Бароза оставались на орбите. Таннер потом рассказывала, что они с посланником «немых» были очень близки к соглашению в рамках условий, поставленных ей Симом. Однако, когда «немые» потребовали передать им Кристофера Сима, чтобы судить его за варварские поступки и военные преступления, тот прервал встречу.

«Немые» ответили атакой и оккупацией двух номинально нейтральных планет, которые на деле поддерживали деллакондцев оружием, людьми и деньгами. Многие тогда погибли, а Таннер, почувствовав себя ответственной за все это, отдалась борьбе на стороне Сопротивления. Маурина Сим в своих дневниках пишет, что Таннер не простила «немых» и никто не сражался с такой беспощадностью и яростью, как она.

* * *

Уже под утро мы забрались в скиммер и пустились в обратный путь. Мы оба устали, поэтому говорили в основном о каких-то пустяках. Я видел, что мыслями Квинда где-то далеко, и в конце перелета, снижаясь кругами над крышей ее жилого комплекса, я резко вернул ее к действительности, сказав:

– Квинда, вчера я разговаривал с ашиуром. Лично.

Краска сбежала с ее лица.

– Ты шутишь, – каким-то безжизненным голосом произнесла она.

– Нет, – ответил я, пораженный ее реакцией. – С членом Маракаибской группы.