— А возможно, это просто подарок гладиатору.

Она вспыхнула при мысли о том, что ее предлагают Дэвиду, как в былые времена, как награду за то, что он пойдет на смертельный риск, выполняя волю своего сюзерена.

— Непохоже.

— Совсем непохоже.

Боль в его глазах подстегнула ее, хотя она и не знала наверняка, что эту боль вызывало.

— Забудьте все, что я сказала, — решила закончить этот разговор Маргарита. — Я вообще не понимаю, почему мы это обсуждаем.

Он повернулся к ней лицом, сунул большие пальцы за пояс, оперся спиной о каменный край оконного проема.

— Я спрашивал вас о планах на будущее.

— Я не понимаю, как это касается вас, раз уж вы не намерены ничего делать, чтобы изменить их.

— Если позволите, я мог бы познакомить вас с совершенно иным взглядом на задачи супруга.

— О чем вы? — Она вгляделась в его суровые, словно высеченные из камня черты. — Возможно, я что-то неправильно понимаю, но я могла бы поклясться, что вы проехали верхом не одну лигу и рискнули вызвать гнев короля, лишь бы спасти меня от притязаний ненавистного жениха.

— Точнее, от вступления в брак по воле Генриха без вашего на то согласия, — напомнил он. — Вам лучше выйти замуж, если вы не желаете уйти в монастырь. Нет более бесспорной защиты, чем сильный супруг, внушающий страх всем мужам.

— А от него меня кто защитит?

— В этом не будет необходимости, если вы выберете его сами, на свой вкус, но супруга, а не просто любовника. И тогда в первую брачную ночь вы не только покоритесь ему, а, вполне вероятно, получите удовольствие от его объятий.

— Дэвид… — начала Маргарита, но у нее неожиданно с такой силой сжалось горло, что продолжить она не смогла.

— Вы мне не верите, но я, если вы позволите, мог бы показать вам кое-что. Я долго находился вдали от Бресфорда и от вас. Полагаю, редкий мужчина добровольно отказался бы от того, чтобы использовать определенные возможности в своих интересах, если уж они сами плывут в руки. Я уезжал мальчиком, вернулся мужчиной, а в промежутке…

— Я понимаю, — коротко кивнула она.

На сей раз в его взгляде читалось сомнение.

— Правда?

— Оливер был достаточно любезен, чтобы просветить меня.

Выражение лица Дэвида мгновенно стало угрюмым.

— И что он рассказал?

— Женщин влечет к вам, и у вас нет причин сопротивляться их натиску. — В ее словах улавливалось раздражение, чего она, конечно, не хотела. Она просто не желала представлять его себе с другими женщинами: такой новый его образ оскорблял идеал, в глубине души лелеемый ею, и причинял боль, как неожиданно полученный удар.

— Что ж, ясно.

— О чем вы? Мы уже выяснили, что ваша клятва не касается… других женщин.

— Но в результате я получил больше знаний о том, что происходит между мужчиной и женщиной, чем за весь период жизни в Бресфорде.

— Я не сомневаюсь, что это поможет вам в будущих поисках, но…

— Услышьте меня, Маргарита!

Железный лязг приказа, прозвучавший в его голосе, был для нее чем-то новым: она не только никогда ранее не слышала ничего подобного, но и не представляла, что таким тоном могут обратиться к ней. Она гордо вскинула голову и резко отвернулась, тем самым отстраняясь от него.

С его губ сорвалось тихое проклятие. Он грубо схватил Маргариту за руку и развернул ее лицом к себе. Одновременно он другой рукой обхватил ее за талию и привлек к себе. Отпустил ее руку, провел ладонью по ее спине, завел руку под скрывающее волосы полотно и зарылся пальцами в толстую, свободно заплетенную косу. Полуприкрыв глаза, он пожирал взглядом ее лицо, ее губы, уже разомкнувшиеся, готовые страстно прошептать повеление о ее освобождении. Его глаза смотрели на нее в упор, и она удивилась, увидев, что они потемнели и стали грозными — словно надвигалась буря.

— Способы, которыми мужчина может доставить удовольствие женщине, многочисленны, Маргарита, и они не имеют никакого отношения к обладанию. Большинство из них мне ведомы, ведь я днями и ночами изучал их и это доставляло мне наслаждение. Я намерен продемонстрировать их вам, чтобы вы лучше понимали, захотите однажды стать мужнею женой или же нет.

Неужели от удара по голове Дэвид повредился умом? Или, возможно, такая реакция — последствие ее недавней робкой попытки соблазнить его? Воспоминания о том случае не дают ему покоя и потому он возжелал большего?

Но у Маргариты не оказалось времени на то, чтобы в этом разобраться. От его могучего тела исходил такой жар, что дыхание у нее перехватило, а мысли затуманились. Оказавшись в его железных объятиях, она задрожала. Ее сердце глухо забухало в груди, когда она увидела, как его взгляд пожирает ее губы, а он медленно опустил голову.

Она не могла пошевелиться — не потому, что обессилела, но потому, что враз лишилась воли. Медленно, словно впереди у него была уйма времени, он коснулся ее губ, так же медленно обвел их кончиком языка, попробовал на вкус их жаркую поверхность и остро очерченные уголки, собирая ее аромат, словно драгоценнейший нектар. Рука Дэвида, лежавшая на талии Маргариты, скользнула вниз и еще крепче прижала ее к себе — его тело немного расслабилось, и он стал неторопливо, уверенными движениями тереться о низ ее живота.

Она ахнула, испытывая нестерпимую жажду прикосновений, и близости, и всех тех невероятных вещей, которые он ей обещал. Ее губы разомкнулись, словно сами по себе. Она коснулась губами его губ, робко надеясь на слияние дыханий и языков, которое она уже познала с ним. Он вздрогнул, и дрожь эта волной прошлась по его телу. Она издала гортанный, низкий звук, выражающий жажду и голод. Положила ладони на его бархатный камзол — такой теплый, пробуждающий чувственность. Провела ладонями вверх по камзолу, пока не дошла до плеч Дэвида, и впилась в них пальцами, зарываясь в складки роскошной ткани. Она таяла внутри, размягчалась, готовясь принять его неистовый жар. Лишившись силы воли, почти утратив способность мыслить, она прильнула к нему.

Он хрипло прошептал ее имя и стал мять пальцами ее талию, словно пытаясь обхватить ее одной рукой. Затем его ладонь переместилась выше, на ее ребра, и еще выше. Он обхватил ее мягкую, полную, напоминающую чашу грудь, и та как раз поместилась в его руке. Провел большим пальцем, огрубевшим от постоянных упражнений с мечом, по тонкой ткани ее платья и скользнул вниз. Опять, и опять, и опять. Когда ее сосок напрягся и затвердел, Дэвид взял его двумя пальцами и принялся нежно и осторожно перекатывать, словно спелую ягоду.

Из ее полуоткрытых губ вырвался горловой звук. Она испугалась и отстранилась.

— Что… — начала она.

— Ш-ш, — прошептал он. — Все хорошо. — Жаль, что ты… будь ты обнажена, я бы… а впрочем, я все равно…