Закон об обороне от 23 марта 1921 года устанавливал:

«§ 36. Военнослужащим запрещается политическая деятельность. Военные чиновники в пределах своей служебной компетенции также не имеют права участвовать в политической деятельности.

Военнослужащим запрещается вступать в политические организации и союзы, а также принимать участие в собраниях политического характера.

Избирательное право не распространяется на военнослужащих. Они не принимают участия в республиканских, земельных и местных выборах и прочих голосованиях. Военнослужащим разрешается выписывать любую газету по своему усмотрению. Министр рейхсвера может запретить подписку на ту или иную газету в тех случаях, когда ее содержание подрывает военную дисциплину и воинский порядок или направлено против конституции.

§ 37. Военнослужащие могут состоять в союзах, не имеющих политического характера, кроме тех случаев, когда участие в подобных организациях несовместимо с требованиями военной дисциплины и воинского порядка…»

Статья 36 закона об обороне, само собой разумеется, запрещала и членство в политических партиях. Политические союзы, как уже упоминалось, в каждом отдельном случае объявлялись таковыми министром рейхсвера по согласованию с имперским министром внутренних дел. Принятие такого постановления означало, что военнослужащим рейхсвера впредь запрещалось принимать участие в мероприятиях того или иного союза. Рейхсвер должен был оставаться последним, наиболее мощным инструментом государственной власти, не связанным якобы какими бы то ни было партийно-политическими и прочими интересами. Эту точку зрения отстаивал генерал фон Сект в период руководства рейхсвером. Впрочем, он трактовал ее довольно своеобразно — достаточно в этой связи вспомнить хотя бы планы создания директории, по поводу которых он откровенно заметил: «Эти планы должны отвечать моей точке зрения».

Той же точки зрения придерживались и Шлейхер, и министры рейхсвера Гесслер и Тренер. Последний защищал ее особенно энергично. «В политическом фундаменте Германии, — говорил он, — отныне никто не смеет передвинуть хотя бы один камень до тех пор, пока рейхсвер не бросит на чашу весов свое последнее решающее слово». Однако характер рейхсвера определялся тем, что он был создан из военнослужащих старой армии и фрейкора, а также той ролью, которую он играл вплоть до 1923–1924 годов. Воздействие политических событий на рейхсвер, в частности, на офицерский корпус, было неизбежным. «Солдат вне политики» не было и быть не могло. Вопрос заключался лишь в том, кто и в каком направлении — cui bono — оказывал влияние на их политические взгляды.

По понедельникам в Министерстве рейхсвера поднимался ажиотаж. В эти дни выходили берлинские газеты пацифистского направления — «Вельт ам монтаг» и «Монтаг-морген» — с богатым ассортиментом статей, разоблачавших связи рейхсвера с правыми организациями, набор добровольцев на краткосрочные сборы и прочие нарушения Версальского договора.

Разумеется, с такими обвинениями выступали не только пацифистские круги, но и депутаты рейхстага, Немецкая демократическая партия, социал-демократы и чаще всего компартия.

Публикации, направленные против нарушения военных статей Версальского договора, поставили в порядок дня вопросы о судебном преследовании за разглашение государственной тайны. Возникла опасность, что эти публикации будут использованы западными державами. По вопросу о том, следует ли возбуждать подобные процессы, в Министерстве рейхсвера мнения расходились. Ведь именно они послужили бы лучшим доказательством того, что опубликованные разоблачения соответствуют действительности. Однако в конце концов было решено все же ради устрашения привлекать к суду по обвинению в государственной измене. Были проведены тысячи таких процессов. Важнейшие из них шли в имперском Верховном суде. В этих случаях Министерство рейхсвера предоставляло в распоряжение суда своих экспертов. Осенью 1930 года мне самому довелось выступать в качестве эксперта на процессе по делу Ноймана, одного из редакторов коммунистической газеты «Фрейхейт», опубликовавшей данные о незаконном производстве орудийных стволов на государственных заводах «Рейнметалл» в Дюссельдорфе. Моя экспертиза была весьма краткой: серийное производство орудийных стволов на заводах фирмы «Рейнметалл» подлежит засекречиванию, поскольку это запрещено Версальским договором. Опубликование соответствующих данных наносит ущерб государственным интересам. Нойман, мужчина лет тридцати, отказался от адвоката и защищался сам. По поводу моей экспертизы он ограничился лишь следующим замечанием: «Я не буду здесь полемизировать с господином капитаном. В своем заключении он, естественно, защищал профессиональные интересы». После этого Нойман обратился к представителю прокуратуры, обвиняя его в том, что он покрывает подготовку к новой войне. Далее Нойман подробно остановился на методах борьбы имперской прокуратуры против компартии, в частности, в ходе многочисленных процессов о государственной измене, и затронул при этом ряд важных вопросов. Нойман указал, что практика имперской прокуратуры и имперского Верховного суда имеет определяющее значение для деятельности судов низших инстанций. Именно поэтому в них подходят с разной меркой к обвиняемым по этим делам. Когда перед судом предстают на подобных процессах правые элементы (если вообще до этого доходит дело), то они, как правило, отделываются незначительными наказаниями. Коммунистов же в таких случаях всегда приговаривают к длительным срокам тюремного заключения или к каторжным работам. Нойман привел целый ряд примеров, не сохранившихся в моей памяти. Как «политического преступника» его приговорили к двум годам заключения в крепости.

Впоследствии я убедился, что Нойман был прав. В наших судах действительно подходили к людям с разной меркой. История полностью подтвердила справедливость слов о подготовке новой войны. В таком же духе коммунисты выступали и в рейхстаге, и всюду, где только предоставлялась возможность. Но в рейхсвере из всего сказанного коммунистами обращали внимание только на то, что можно было использовать против них самих.

Обвинения по адресу рейхсвера, выдвигавшиеся в период 1924–1928 годов, были главным образом связаны с «черным рейхсвером», о котором Маркс рассказывал мне в 1924 году. Под «черным рейхсвером», вообще говоря, понимали все вооруженные формирования вне армии. В более узком смысле так называли нестроевые команды, расквартированные в пределах III военного округа в районе Кюстрина и в форте Ханеберг, в Шпандау. Во время путча Бухруккера в Кюстрине эти команды выступили совершенно открыто. Был раскрыт целый ряд убийств по приговорам тайных судов «черного рейхсвера», которые были приведены в исполнение якобы с целью обезопасить «черный рейхсвер» от «происков предателей».

«Черный рейхсвер» был создан фон Сектом, который рассчитывал в нужный момент, опираясь на него и на правоэкстремистские организации, начать вооруженную борьбу против французов и одновременно подавить левые элементы внутри страны. Все политические вопросы, связанные с «черным рейхсвером», относились к компетенции отдела Шлейхера. «Черный рейхсвер» был создан в 1922 году из солдат и офицеров — бывших членов фрейкора, который в последний период своего существования входил в состав так называемых частей самообороны Верхней Силезии, подчиненных гражданской администрации земли Пруссии.